Ernest Tsvetkov - Genyi_Zhiznetvorchestva

10

ФИЛОСОФИЯ МЕДИТАЦИИ

Медитация буквально переводится как "пребывание в середине", поскольку

происходит от латинского слова media – "середина".

Нам остается только выяснить значение последнего понятия. Для этого нам

следует совершить погружение в его ядерное, корневое, этимологическое содержание –

с тем, чтобы выявить его изначальный, первостепенный смысл, выпестованный в

метафизических недрах исторического становления.

Формально "середина" определяется как понятие, обозначающее место,

находящееся на равном расстоянии от концов чего-либо.

Однако, за внешним смыслом всегда сокрыто сакральное биение

просвечивающегося промысла, отблеск свечения которого способен быть

обнаруженным в ядерной матрице слова – его корневой основе. И общеславянская база

serd и протоязыковая индоевропейская kerd – концентрируются в фокусе не только

единого значения, но и сходного звучания.

Поэтому слова "середина" и "сердце/сердцевина", по сути, являются ветвями

единого корня. Проследив же всю систему его разветвлений, мы обнаруживаем единую

паутину сплетающихся друг с другом значений, отсылающих к теме центра, основания,

оси, опоры.

В геометрии духа все параллели сходятся, и все параллели обращаются в

вертикали. Процесс подобного преображения и описывается медитацией.

Медитация – это середина между вопросом и ответом.

Мы заражены искушением как можно быстрее получить готовые ответы, что само

по себе, постепенно приводит к размагничиванию разума. Мы глотаем авторитетные

мнения как слабительные пилюли счастья, а вместо прочищения и очищения получаем

хронический запор познания. Медитация уводит от подобного соблазна, поскольку

мягко указывает на приоритет интуитивных озарений, когда образ-решение

прорывается молниеносным разрядом – вспышкой внезапного дара, зигзагом

разрывающего грузную облачность умственной косности.

Такое состояние методологически квалифицируется как открытие. Знаменитые

"пасьянс во всне" Менделеева или мышечные восторги Эйнштейна как раз и являют

собой образец того, как действует медитация.

К сожалению, этот термин основательно подвергся атакующим поползновениям со

стороны профанации. Его смешивают явлениями зачастую иного порядка, без всяких

на то оснований, накрывая их, как крышкой кастрюлю, одним именем. Например, когда

рекомендуют: "медитируйте над пламенем свечи", вырисовывается большой знак

вопроса – как?! И при чем здесь, собственно, пламя свечи? какое отношение это

многострадальное пламя, до дыр затертое в тоннах пособий "по просветлению", имеет

отношение к медитации? Коль уж речь заходит о созерцании чего-либо, будь то

внешний объект или внутренний образ, то более уместное слово при этом –

визуализация, буквально означающее – видение.

Мыслительная окрошка еще не есть интеллектуальная оригинальность. А винегрет

хорош на обеденном столе, но никак не в голове. Потому мы сразу же открестимся от

гремучих "эзотерических" штампов, чтобы избежать дальнейшего нарезывания

винегрета вроде – "энергетических потоков" и т.п.

Если вспомнить о том, что мышление представляет собой внутреннюю речь, то

есть, в конечном итоге, процесс словотворчества, то будет вполне удобно уподобить

различные его стили определенным жанрам искусства словесности. Так, скажем,

последовательно выстроенное, логическое рассуждение вполне органично соотносится

с жанром научной монографии или статьи. Когда мы что-то замечаем – про себя или

11

вслух, то прибегаем к жанру заметки. Передаем настроение – спонтанно слагаем стихи

(стих – вовсе не обязательно то, что непременно сопровождается рифмой и

специфически-упорядоченной организацией ритма). Рассказываем истории –

используем соответствующие жанры – рассказа или повести. О чем-то сообщаем –

прибегаем к репортажу.

В таком случае, медитация – это эссе (от французского essai – опыт, набросок) –

сочинение свободной композиции, в котором главную роль играет не воспроизведение

факта, а изображение впечатлений, раздумий и ассоциаций.

Психоаналитический процесс – насквозь эссеистический, поскольку полностью

соответствует только что указанным признакам. И в обоих случаях мы достигаем

эффекта раскрепощения сознания.

Представляемые ниже "медитативные траектории", являют собой опыт того, как

свободное странствие мысли на каждом повороте и изгибе своего движения обретает

смысл.

Смысл – это состояние, когда мысль начинает узнавать самое себя.

12

ЧАСТЬ 1

ПУНКТУАЦИЯ СМЫСЛОВ

1. ПУТЬ

Я начинаю с чистого, белого, пустого листа.

Его неисхоженное, не потревоженное, нетронутое пространство исполнено

затаенности и завораживающего безмолвия, и вместе с тем, оно пронизано зовами,

устремление за которыми сулит встречу с Неведомым, невидимым – чем-то таким, что

выразить не представляется возможным, покуда я сам не проявлю себя в моем первом

шаге.

И я совершаю первый шаг. Я осмеливаюсь, и спадает пелена пут, открывая путь.

Путь освобождает от пут.

Я меняю покой на перемену, и я меняюсь. Открываются двери, и распахиваются

перспективы, сквозь которые проступают очертания новых смыслов и судеб. Дрожащая

поступь, зацепляющаяся за порог, твердеет с каждым движением, устремленным

вперед.

Призраки прошлого окликают: "Куда? Как посмел? Вернись, и все простим.

Посидим, расслабимся, предадимся усладам и утехам, позабавимся, развлечемся"… - И

вытягивают к моей спине свои сосущие хоботки, соблазнительные, щекочущие,

нежные… и так приятно по спине пробегает легкомысленный ручеек удовольствия… и

из него выплывает томная змейка – а не вернуться ли? Все равно, недалеко еще ушел,

да и на синицу, ту, что еще совсем недавно была в руках, смотреть жалко – такой

печальный вид у нее.

"Ну и на кого же ты нас покидаешь"? – Тихо шепчут призраки в затылок, обдавая

волосы теплым дыханием, смешанным с ароматами пленительного и безмятежного

детства. – "Ну и на что ты нас меняешь – на холодную, отчужденную, мертвенную

долину? А кто же тебя там обовьет, окутает лаской, укутает в согревающую пелену-

пеленку заботы и утешения"?

Змейка вьется, свивается, норовит обвить – "Поверни, обернись, развернись,

вернись, прояви верность" – Вонзилось жало ластящейся змейки в сердцевину мозга, и

я вздрагиваю. Передо мной расстилается чистый лист бескрайней долины, безмолвной,

отчужденной, пугающей своей отдаленностью и сияющей пустотой.