Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.

Хорошо, - кивнул, или поклонился Александр - у гиганта не поймешь. И улыбнулся. - Я дам ему утром. После сегодняшнего заседания хлебное вино ему будет на пользу.

Прощайте, Ваше Высочество, - я поклонился. Привыкал гнуть спину перед высокорожденными недорослями. И запрыгнул в экипаж. Мучительная аудиенция в Аничковом дворце окончилась.

А наутро я, как и прочие десятки тысяч государственных чиновников в Санкт-Петербурге, получил пропуск-приглашение на встречу датской принцессы.

Отказаться, не пойти - выказать пренебрежение Высочайшей милостью. Пойти - прослыть, хоть и в узком кругу приятелей цесаревича, лизоблюдом. В итоге, выбрал компромис. Решился идти, но в первые ряды не лезть, на глаза царской семье не попадать. Станут проверять - увидят мой погашенный пропуск. Был - значит. А никто не видел - так я скромный.

Тем более что, ни чем другим все равно заняться бы не получилось. Похоже, весь город, вся полумиллионная столица Великой Империи, собиралась пойти поглазеть на маленькую и хрупкую датскую принцесску. Своих-то Санкт-Петербургские обыватели и так чуть не каждый день лицезреть могут. Царь ежедневно в Летнем саду гуляет. Да и царские дети почти без охраны по городу ездят. А вот Дагмара чай не по три раза в год приезжает. Историческое событие, едрешкин корень!

А прогуляться, кроме всего прочего, оказалось действительно полезно. Ночью спал плохо, как-то рывками. Орды бессвязных мыслей водили хороводы, прыгали через костер пышущего раздражением Германа и в четкую и ясную картину собираться не желали. Я испытывал острый приступ жалости к самому себе, когда казалось, будто бы все пропало, все труды насмарку, и оскорбленный моей выходкой наследник теперь станет гадить мне, где только возможно. Настраивать против меня финансистов и властьпредержащих. Мало кто в Империи решиться иметь дело с человеком, меченным неудовольствием царской семьи. А уехать за границу - какой же я тогда Поводырь?!

И уже через минуту засыпал, убедив себя, что ничего страшного не случилось. Что, даже если действительно придется уйти в отставку, смогу заниматься реализацией своих планов и без административного ресурса. Деньги тянуться к деньгам. Люди с деньгами охотно сотрудничают с другими богачами. Стоит один раз вступить в некое, неформальное, общество состоятельных, дать другим получить прибыль с совместных проектов, и ты становишься обладателем части их власти, их влияния.

Только к утренним сумеркам удалось уснуть по-настоящему. Без снов, но и без давящих мыслей о всякой ерунде. И спал, как младенец, пока слуги не забеспокоились и не отправили Артемку осведомиться, как я себя чувствую.

А вот неспешная ходьба по хрустящим ломающимся ледком - ночью подморозило - деревянным тротуарам, как ни странно, привело мозги в относительно работоспособное состояние. И перво-наперво я попытался сделать ревизию того, чем обладал.

Итак, Николай мне не верил. Я признал это и приказал себе с этим смириться. Не пытаться оправдываться, не добиваться его расположения - смириться и жить, как жил.

Конечно же - мне это не нравилось. Я не понимал, сколько бы ни размышлял по этому поводу, чем заслужил такое к себе отношение. Пытался что-то менять в жизни губернии, лазал по горным кручам и воевал с туземцами - ну так и что? Высунулся с этими дурацкими письмами? Так ведь как лучше хотел. Из собранных Василиной о цесаревиче сведений я знал, что Никса умен и отлично образован. Искренне любит братьев и сестру. Проявляет интерес к индустриализации и развитию наук. Стремится узнать жизнь в стране за пределами Обводного канала. Как было не попытаться спасти жизнь такому человеку? Даже если не учитывать его права на престол Империи.

Конечно же, я рассчитывал на его поддержку. Ну, или, по крайней мере - благодарность. Поверьте, с благодарностью второго в государстве лица, гораздо проще жить и работать, чем без нее. Так что, не получив заслуженное, я чувствовал себя разочарованным. Каюсь, даже задумывался о том, что не стоило лезть в этот гадюшник. Помер бы Никса в Ницце - погоревал бы вместе со всей страной, да и продолжил бы ковыряться в своей Сибири. Небо, чай, на землю бы не упало! А так - ходи теперь по столице, как оплеванный...

Благо, жизнь на этом не кончалась. Не верит - так Бог ему судья. Зато верит Александр. Он не показался мне слишком умным, о чем и Василина предупреждала. Но, надеюсь, его влияния на венценосного отца будет достаточно, чтоб оградить меня от чрезмерной лютости Николая.

Правда, у меня есть еще пара неплохих щитов от цесаревичивых стрел. Принц Ольденбургский и Великая Княгиня Елена Павловна. Первый, хоть и не слишком честен, но будет вынужден, в крайнем случае, меня выручать хотя бы уже потому, что семья Лерхе числится в "его" людях. А вторая, безмерно мной уважаемая, кинется на помощь уже из чувства справедливости. Ну, и еще - я, своими проделками, похоже, здорово развлекаю заскучавшую вне придворных интриг княжну.

Кстати, только тогда, придерживая причудливую парадную шляпу с перьями от покушений расшалившегося ветра, мне пришла в голову вся стратегическая хитрость, все коварство предложенной Еленой Павловной лекции в Вольном Экономическом обществе. Я имею в виду - планирующееся широчайшее освещение моего доклада в газетах.

Это может стать моим третьим, и не меньше первых двух по надежности, щитом! Сейчас я кто? Да практически - никто. Винтик в гигантской государственной машине. И даже после прилюдного объявления Государем меня спасителем священной особы Наследника Престола - я, всего на всего, из винтиков перешел в разряд забавных зверюшек. В объект любопытства. В средство для развлечения заскучавшей столичной публики. Широко известный в узких кругах временный шут четвертого ранга по Табелю.

Если же у нас с княгиней получится привлечь внимание публики думающей, озабоченной путями развития страны, я могу в один момент стать персоной широко известной. Обсуждаемой. Тезисы доклада, если удастся его правильно подать, имеют большой шанс расползтись по страницам многих и многих газет. И как только это произойдет, я стану неприкасаемым.

Вроде лидеров оппозиции действующему президенту в мое время. Попробуй - тронь! Немедленно вонь на весь мир поднимется! Как же! Репрессии! Притеснение инакомыслящих! Диктатура!!! А в отношении меня - вообще явный заговор! Оговорили радетеля России-матушки! Красота!

Другое дело, что я к публичной известности и не стремился. Из темного угла гораздо удобнее всякие не слишком законные делишки обделывать. Что тогда, в другой жизни, что теперь. А кое-что для меня, освещенного со всех сторон любопытством всей страны, окажется и вовсе запретным. Стоит, например, положить лишний рубль в карман, как сидящие в засаде господа завоют, заорут во всю глотку: "Ага! Какой он радетель!? Вор и корыстолюбец! Вот оно все для чего затевалось!"