Марк Твен - Приключения Тома Сойера (пер. Ильина)

— Я как-то не думала об этом, но, по-моему, мы давно уже не слышим ничьих голосов.

— Так ведь мы забрались куда ниже их, Бекки, и уж не знаю, как далеко ушли от них на север, на юг, на восток — в общем, куда-то ушли.

Бекки встревожилась.

— Интересно, давно ли мы бродим здесь, Том? Давай лучше вернемся назад.

— Да, пожалуй, так оно будет лучше. Наверное.

— А ты сможешь найти дорогу, Том? Я в этих поворотах совсем запуталась.

— Думаю, смогу — вот только летучие мыши… Если они загасят наши свечи, нам очень туго придется. Давай попробуем в обход пойти, чтобы опять к ним не попасть.

— Давай. Надеюсь, мы не собьемся с пути. Это было бы так ужасно! — и мысль о столь страшном исходе заставила ее содрогнуться.

Они выбрали коридор и долго шли по нему в молчании, заглядывая в каждый встречный проход, чтобы понять, нет ли в нем чего-либо уже им известного, однако каждый оказывался незнакомым. Всякий раз, как Том осматривал новый проход, Бекки вглядывалась в лицо мальчика, стараясь увидеть в нем какие-то способные породить надежду знаки, а он весело произносил:

— Все в порядке. Этот не годится, но мы все равно найдем тот, что нам нужен!

Однако у самого Тома уверенности после каждой новой неудачи оставалось все меньше и меньше и, наконец, он начал наугад сворачивать в первые попавшиеся галереи в отчаянной надежде найти уже знакомую. Он еще повторял «все в порядке», но сердце его сковал страх столь тяжкий, что прежнего задора в этих словах не осталось и звучали они теперь так, точно Том говорил: «Все пропало!». Бекки в мучительном страхе жалась к нему, изо все сил стараясь сдержать слезы. И наконец сказала:

— Ах, Том, ничего, что там летучие мыши, давай все же вернемся! По-моему, мы только хуже делаем.

— Послушай! — сказал Том.

Полная тишина — столь глубокая, что даже дыхание детей казалось в ней шумным. Том крикнул. Крик его отдался эхом в пустых проходах и замер вдали, обратившись в звук столь тихий, что он показался детям переливом издевательского смеха.

— Не делай так больше, Том, а то мне жутко становится, — попросила Бекки.

— Пусть оно и жутко, Бекки, а все лучше, чем ничего, — нас ведь могут услышать, понимаешь?

И он крикнул еще раз.

В его «могут» леденящего ужаса было больше, чем в призрачном смехе, ибо слово это свидетельствовало о гибели надежды. Дети стояли неподвижно, вслушиваясь, — нет, ничего! Том развернулся и торопливо пошел назад. Однако недолгое время спустя нерешительность, проступившая во всей его повадке, открыла Бекки еще одну страшную правду: обратной дороги он не знает!

— Ах, Том, ты же не оставлял пометок!

— Я такой идиот, Бекки! Такой идиот! И думать забыл о том, что надо будет как-то вернуться! Все — я сбился с пути. Совсем запутался.

— Том, Том, мы заблудились! Нам больше не выбраться из этого ужасного места! Ах, и зачем только мы ушли от наших!

Она осела на землю и зарыдала, да так бурно, что Том перепугался — а ну как Бекки умрет от горя или лишится рассудка? Он присел рядом с ней, обнял ее, девочка уткнулась лицом в его грудь, приникла к нему и принялась изливать свои страхи, свои бесплодные сожаления, и далекое эхо, глумливо посмеиваясь, возвращало их детям. Том упрашивал ее не отчаиваться, не расставаться с надеждой, она отвечала, что не может. Тогда он стал обвинять и поносить себя за то, что довел ее до такого жалкого положения, и это подействовало. Бекки сказала, что постарается не унывать, что сейчас она встанет и пойдет за ним куда угодно, но только пусть он так больше не говорит. Потому что его вина ничуть не больше, чем ее, сказала она.

И они пошли дальше — без цели, куда глаза глядят, — все, что им оставалось, это идти. Спустя недолгое время надежды их снова ожили — без особой на то причины, а просто потому, что надежде свойственно воскресать, пока старость и привычка к неудачам не отнимут у нее былую живучесть.

Но тут Том взял у Бекки свечу и задул ее. И как же много значило это проявление бережливости! Слова не потребовались, Бекки все поняла и без них, и ее упования угасли снова. Она же знала, что у Тома есть и целая свеча, и еще три или четыре огарка рассованы по карманам — и все-таки, он решил экономить.

Вскоре усталость начала предъявлять им свои притязания. Дети старались не обращать на нее внимания, им страшно было и думать о том, что они сядут и будут сидеть, теряя столь драгоценное для них время — нет, они должны идти, все равно куда, ибо только движение может принести хоть какие-то плоды, сидеть же на месте, значит звать к себе смерть и сокращать ей дорогу.

Но, в конце концов, ноги Бекки отказались нести ее дальше. И она села. Том присел рядом, они заговорили о доме, о том, сколько там друзей, удобных постелей и, главное, света! Бекки расплакалась, Том постарался, как мог, утешить ее, но все произносимые им ободряющие слова, уже истерлись от частого употребления до дыр и приобрели сильное сходство с сарказмами. И скоро уставшая до изнеможения Бекки задремала. Тома это обрадовало. Он сидел, вглядываясь в ее осунувшееся лицо, и видел, как приятные сны разглаживают его, превращают в привычное, в обычное лицо Бекки — мало-помалу и улыбка появилась на нем, да так и осталась. Мир ее лица вселил целительный покой и в душу самого Тома, и мысли его удалились в давние времена, к утешительным воспоминаниям. Так он и сидел, погруженный в раздумья, пока Бекки не издала веселый смешок и не проснулась, — впрочем, смешок этот сразу умер на ее губах, сменившись стоном.

— Ох, как же я могла заснуть! Хотя, лучше бы и не просыпалась! Нет! Нет, Том! Не смотри так! Я этого больше никогда не скажу!

— Это хорошо, что ты поспала, Бекки, ты отдохнула, теперь мы выберемся отсюда.

— Попробуем, Том. Но какие чудесные края мне приснились! Наверное, к ним мы с тобой и идем.

— Может, к ним, может, не к ним. Не унывай, Бекки, и давай попробуем еще раз.

Дети встали и побрели дальше — рука в руке, но без каких-либо надежд. Оба пытались понять, сколько времени уже провели в пещере, и обоим казалось — дни, а то и недели, хоть оба и знали, что этого быть никак не могло: ведь свечи-то еще не догорели. Долгое время спустя, хотя насколько долгое, об этом они никакого представления не имели, Том сказал, что им лучше ступать как можно тише, вслушиваясь, не журчит ли где вода, — нужно найти источник. В конце концов, источник они нашли, и Том объявил, что пора отдохнуть снова. Оба страшно устали, и все же Бекки сказала, что, наверное, стоит пройти еще немного. И удивилась, услышав отказ Тома. Причин отказа она понять не могла. Они сели, Том куском глины прилепил к стене перед ними свечу. Дети задумались и долгое время ничего не говорили. Наконец, Беки нарушила молчание: