Леонид Яровенко - Так все и было, или рассказы бывалого одессита

— Слышь, «Одесса», я же не пацан какой-то, чего под двери накладывать. Сотка так сотка. Мы же земляки, братья-хохлы, чего, не зверюка я какой.

Язвительный анекдот подействовал на Кузьмича. Я дал ему еще полтинник и он, выходя из комнаты, увидел, как я немного скорчился и слегка простонал. В этот момент у меня сильно заболела рука. Кузьмич, по своей тупости, обратил внимание не на руку, а на лежащую на столе медицинскую грушу. — Слышь, блин чего, совет дам, — заумничал Кузьмич, — «Одесса», ты бери тертый горох с молоком, на кой тебе эта клизма, враз запор снимет.

— Ну, ты настоящий Пирогов, — покосился я на него.

— На кой мне Пирогов? У меня же фамилия другая.

— Другая, так другая, — ответил я.

— Бувай земляк, — Кузьмич махнул нам рукой и исчез.

Я присел на диван, посмотрел на побледневшую Лорину и на картину «Делегат XXVII съезда…» Смотреть в комнате больше не на кого было. Общий натюрморт был до невозможности печален. Тут на ум мне пришло такое же печальное, как натюрморт, стихосложение:

«Абакан, Абакан, голубые дали,

Мы такой Абакан, на хххолме видали...»

Воцарилась длительная пауза, которая была наполнена нашим молчанием, резким запахом «Дихлофоса» и холодным, пронизывающим сквозняком.

— Лёнь, это самое, как выбираться будем? — Лорина потихоньку приходила в себя.

— Выберемся, — уверенно ответил я, обмотав поверх одежды старое гостиничное одеяло, — как Мальчиш-Кибальчиш, день простоял, ночь продержался, ну и мы так же.

— Да, да, — ответила Лорина, — я эту сказку тоже читала. Конец сказки, ты помнишь какой?

— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался я.

— Лёнь, я в школе отличницей была и эту сказку не хуже тебя знаю. Я ее наизусть выучила и за это пятерку получила.

— Да ну, наизусть, — искренне удивился я, — а ну нажми плэй, — подшутил я.

Лорина, демонстративно встала на середину комнаты и как настоящий пионер-патриот начала:

— А Мальчиша-Кибальчиша схоронили на зеленом бугре у Синей Реки. И поставили над могилой большой красный флаг.

Плывут пароходы — привет Мальчишу!

Пролетают летчики — привет Мальчишу!

Пробегут паровозы — привет Мальчишу!

А пройдут пионеры — салют Мальчишу!

Вот вам, ребята, и вся сказка, — Лорина отдала пионерский салют, высоко подняв руку.

Я зааплодировал.

— Круто у тебя это вышло, только конец очень грустный, — похвалил я Лорину, — ты не переживай, большой красный флаг на моей могиле точно не поставят, а потому и пароходики, и паровозики нам не нужны, а вот на самолетике завтра, представляешь себе… и по домам.

— Лёнь, бывает время, когда ты не шутишь?

— Вот сейчас я не пошучу, — заверил я ее, — тут я с одним дедушкой познакомился, он то ли завхоз в гостинице, то ли электрик. На работу приходит очень рано, в шесть утра и у него такой зелененький, 408-й «Москвичок» есть. Так, вроде бы, мужичок покладистый, копейку заработать любит. Он мне в номере розетку чинил, я ему «петушок» дал, так он, представляешь, кланяться мне начал, а на следующий день баночку с медом приволок, так я ему еще «петушок» дал. Так что дед нормальный, утром нас в аэропорт и забросит.

Ночь у нас прошла, как у полковника Григораша в разведке. Час у меня вахта, час у Лорины. Слава богу, все прошло спокойно. В шесть утра я уже караулил дедушку-ремонтника. Он сначала отказывался нас везти, мотивируя тем, что он на работе, а после работы, пожалуйста. Не знал же он, что после работы нас уже везти не нужно будет. В лучшем случае, нас будет везти «скорая» помощь. Как дедушка не отказывался, но двадцать пять рублей сломали его пролетарскую трудовую дисциплину. Выйдя через черный ход, мы сели в «зеленое чудо» советского автопрома и, сначала заехав за вещами Лорины, помчались в аэропорт. Когда мы заходили в аэропорт, я все время оглядывался. На всякий случай в боковом кармане куртки находился припасенный мной баллон с «Дихлофосом». Мы прошли регистрацию на Москву и я уговорил Лорину, для полной гарантии, пораньше пройти контроль багажа и зайти в зал ожидания. Там нас уже никто не сможет достать. Когда я стал проходить через металлоискатель, то получился казус. Металлоискатель сильно запищал. Женщина-контролер попросила меня снять куртку и пройти еще раз, объяснив это тем, что металлические змейки иногда пищат. Я снял куртку и женщина сразу удивленно ткнула на баллон «Дихлофоса», который наполовину торчал из бокового кармана. Она взяла его в руки и говорит:

— Странно, «Дихлофос». Зачем он вам в самолете? Я уверяю, комаров и тараканов в самолете нет.

— Хорошо, — улыбнулся я, — приятно видеть женщину с хорошим чувством юмора.

— Ладно, чего там. «Дихлофос» только в чемодан положите, который сдаете в багаж.

— Понимаете, — оправдывался я, — у нас в Одессе, такого хорошего «Дихлофоса» нет. Наши одесские тараканы этого «Дихлофоса» очень боятся.

— Наши абаканские, тоже его боятся, — подтвердила она.

— Да, да, — рассмеялся я, имея в виду атаковавшую меня компанию.

Через два часа мы вылетели на ТУ144 в Москву. У нас с Лориной места были разные, да и после Москвы противоположные направления. Ей в Прибалтику к мужу, а мне — в родную Одессу. В самолете я слегка приободрился. Пассажир, сидящий слева, прилично одетый мужчина, лет шестидесяти, интеллигентной наружности, в бордовой вельветовой жилетке и в круглых, как у кота Базилио, очках искоса поглядывал на меня и улыбался. Мне показалось, что мы где-то встречались. В конце концов я не выдержал.

— Мы с вами знакомы?

— Нет, нет, молодой человек. Мы с вами не знакомы, но виделись даже два раза, — по-прежнему улыбался сосед.

— Да? — удивленно спросил я, — а где?

— Второй раз, когда вы проходили осмотр багажа и «попались» с «Дихлофосом», а первый в абаканском ресторане, кстати, вы, хорошо, пели попурри на одесские песни.

— А, понятно, — кивнул я головой, — значит, вы и то, что после попурри было, тоже видели.

— Ну, начало не видел, — еще шире улыбнулся сосед, — а вот конец даже ощутил на себе, каким-то пирожным в лицо попали. Да и вам, смотрю, попали, молодой человек, — кивнул он на мою перебинтованную руку.

— Понимаете, — оправдывался я, — так получилось. Я не хотел, к тому же они первые начали.

— Что вы, что вы молодой человек, — неловко почувствовал себя сосед, — я этих придурков видел. Вы, можно сказать, отважный человек. Извините, как вас зовут?

— Леонид, — ответил я.

— А меня Аркадий Ильич. Вы, Леонид, судя по песням, одессит.

— Да, — улыбнулся я, — а что, это заметно?

— Одессит всегда одессита видит, — рассмеялся Аркадий Ильич, — я часто в командировках, весь Советский Союз исколесил. Так что я, как одессит, всегда одессита вижу.

— Где же вы работаете, если все время в командировках, — полюбопытничал я.