разведка - ИВАН БОРОДУЛИН

Ловлю в прицел фигуру гитлеровца с лопатой, нажи­маю на спусковой курок и аижу, как немец, извернув­шись винтом, оседает на землю. Двое других бросились к упавшему, склонились над ним. Стреляю еще раза два подряд — фашисты падают, но один из них успевает сделать несколько шагов и что-то крикнуть. Испуганные гитлеровцы гурьбой кинулись к своим траншеям. Двое из них не добежали — их свалили пули, посланные из «бесшумки» Сашей Плуговой.

Итак, начало было хорошим— за две минуты пять фрицев.

Прошло немного времени, и фашисты начали осто­рожно выглядывать из-за бруствера, потом двое из них, осмелее, вышли и поочередно утащили в траншею уби­тых. Мы не стреляли, полагая, что немцы, успокоившись, снова начнут работы. И не ошиблись. Но на этот раз из окопов вышло, по точному счету, одиннадцать солдат. Ваня Ромахин сделал пять неслышных выстрелов — и еще пять немцев отправились к праотцам. Подбирать их трупы уже никто не решился до самой темноты.

Мы лежали в засаде всю ночь, надеясь на утреннюю охоту, но рассвет был ясным, без тумана, немцы не по­казывались, и наша группа вернулась к своим.

Едва добравшись до нар, мы свалились и заснули как убитые, на весь день. А вечером зашел капитан Тере­щенко и сообщил, что немцы на переднем крае что-то болтают по трансляции о Николае Расохине.

Эта новость заставила нас вскочить и тут же отправиться на правый фланг, где перед каждым опорным пунктом немецкая агитмашина повторяла передачу.

Фашисты сумели каким-то образом установить лич­ность Николая и теперь хвастались, что в их руках нахо­дится знаменитый разведчик. Позднее, из показаний пленных, выяснилось, что наш боевой товарищ вел себя достойно, как настоящий патриот, и погиб геройски во время одного из допросов — он вцепился зубами в сле­дователя и был застрелен.

Фашистская радиопередача о Расохине вызвала у нас не столько боль, сколько злость и желание отомстить. В ту же ночь мы вышли на нейтральную полосу разве­дать проход к высоте Горелой и послушать противника. Зь шазка была удачной —мы доложили Терещенко, что на перешейке, разделяющем озеро, совершенно нет мин, что левая часть Крокодила представляет собой от­мель, вполне пригодную на случай отхода, и что мы готовы к поиску.

— Пойдете, когда получите приказ,—сердито ска­зал капитан, — а пока слушайте, смотрите и не делайте глупостей.

Еще три ночи мы «слушали» немцев на Горелой. Они вели себя нешумно — видимо, в траншеях сидели толь­ко ночные посты.

При обсуждении предстоящей операции Балухин настойчиво доказывал, что группе захвата надо отходить к своим только через озеро: перешеек немцы немед­ленно закроют огнем, и тогда не выбраться. Я утверждал, что пока фрицы очухаются, можно успеть пробежать триста метров под гору и проскочить перешеек, не свя­зываясь с водой. Я исходил из того жизненного факта, что наши разведчики бегали куда лучше, чем плавали.

И

Доспорить не пришлось: нас вызвали в штабной

блиндаж.

Подполковника Пасько — он недавно получил новое шание— и начштаба Каширского, судя по вопросам, больше всего интересовало настроение разведчиков. Мы сказали, что настроение в норме.

Тогда только Пасько приступил к делу: ' — Мне доложили, что взвод готов добыть контроль­ного «языка». Это, конечно, похвально, но. честно ска­жу, в успехе я не уверен. Враг настороже. Разведки :;>идцать пятого и двадцать четвертого полков дивизии уже несколько месяцев пытаются захватить «языка», но голько зря людей теряют. Какая же гарантия у вас?

— А мы без гарантии, товарищ подполковник,— убежденно произнес Балухин. — Возьмем — и все, только бы он в траншеях был.

Договорились, что операцию проводим следующей ночью. Весь день готовились: проверяли автоматы, то­чили кинжалы, пригоняли обмундирование. От сапожни­ка полка приносили заказанные нами легкие брезенто-пые сапоги, точно такие, какие мы видели у диверсион-миков в походе к Луостари.

Вечером отправились на передний край ждать тем­ноты. Нет для разведчика более томительных часов, чем часы перед выходом на задание. В такие минуты в голо­му лезут разные мысли о целости собственной шкуры, о судьбе-индейке, играющей с человеком в «орла» и «решку», тяжело давит невесть откуда свалившаяся душевная усталость. Но как только вышел за передний край и началась работа — слетает вся сонливость, вы­скакивает из головы глубокая и мелкая философия, и ты становишься проворным, взрослым парнем, заряжен­ным на дело, как надежный и пристрелянный пистолет.

81

Такая психологическая перенастройка является, по-моему, чуть ли не профессиональным свойством раз­ведчиков.

Вот и на этот раз мои ребята, неповоротливые и ка­кие-то снулые в окопе, преобразились в барсов, как только покинули траншею. Ступают упруго, мягко, не­слышно, молчаливы, как призраки. Впереди, сразу за головным дозором, — группа захвата: Ромахин, Власов, Иванов и я. Лейтенант Балухин ведет группу прикрытия.

Немцы то и дело пускают осветительные ракеты, но нас это не тревожит, знаем, что они светят главным образом,. для порядка и собственного спокойствия,— темноты фрицы побаиваются. Отмечаем, что со стороны Горелой — ни одной ракеты. Это хорошо, значит там не ждут.

Вот и перешеек. Справа и слева — вода. Рядом тяже­ло дышит Ромахин.

— Ты что? Устал?

— Нет, просто волнуюсь.

— С чего бы то?

— А я, когда все на мази, хужей всего переживаю. Сегодня, чую, возьмем.

— Не говори гоп..

— Серьезно. У меня нюх на фрица, что у овчарки… Наш малоосмысленный разговор таким же свистящим

шопотом обрывает лейтенант:

— Дальше пойдете одни. Прикрываем отсюда.

Я понял и одобрил решение командира. Лезть через перешеек всем взводом — дело глупое, можно нашу­меть и все испортить, а до огневых точек на Горелой ручной пулемет и автоматы достанут из-за озера.

Пожимаю Виктору руку, и вот уже наша четверка усердно шлифует животами гальку и камни на перешей-

iii

ке. Гремим при этом, что морской прибой в тихую по­году, но все обходится благополучно.

Впереди, метрах в тридцати, темнеют проволочные награждения. Подбираемся вплотную. Виктор Иванов ложится на спину и, вытащив ножницы, начинает переку­тывать одну колючую нить за другой. Это у него полу­чается классически — быстро и неслышно. Сергей Вла­сов аккуратно делает свою работу — хватает с обеих с торон ножниц обрезанные концы и втыкает их в зем­лю. Иначе проволока своим противным звоном насторо­жит и самого беспечного часового.

В проход лезем по одному, а дальше двигаемся уступами: Ромахин и я, сзади Иванов и Власов.