Михаил Кузьмин - Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

— Не удивляйтесь, что я вамъ скажу. Насъ никто не слышитъ?

— Никто.

— Я пришелъ васъ спасти. Вы оставлены, но несправедливо.

Каліостро нахмурился.

— Почему вы это говорите?

Гость, извиваясь, поклонился.

— Простите. Я васъ зову. Мнѣ поручили снова дать вамъ помощь.

— Знакъ, знакъ! — Каліостро топнулъ ногою.

— Я знаю, что вы оставлены и скоро будете въ Бастильи, сударь.

— Что же дальше?

— Обѣ ваши темницы будуть разрушены, срыты съ лица земли. Повѣрьте мнѣ, я вамъ помогу. Кто же вамъ поможетъ, эта мошенница дела-Моттъ?

Каліостро молчалъ, потупясь. Потомъ глухо спросилъ:

— Что я долженъ дѣлать?

Незнакомецъ изогнулся чуть не до полу, отвѣчая:

— Помириться съ Апостольской Церковью.

Каліостро во все горло расхохотался, потомъ вдругь замѣтилъ мелкія звѣзды на полу и медленно подошелъ къ гостю.

Тотъ стояль, улыбаясь, и не гнулся.

— Такъ вы?..

— Да, конечно! — отвѣтилъ Франческо, пожимая протянутую ему руку.

Кардицалъ, какъ оказалось, былъ лучшій провидець, нежели графъ Каліостро: было дѣйствителыю поздно обращаться къ королю. Версаль былъ въ волненьи послѣ депутаціи ювелировь, которые все разсказали королю; былъ тайно созвань совѣтъ министровъ, на которомь было рѣщено подвергнуть аресту кардинала де-Роганъ, котораго арестовалъ самъ король публично на пріемѣ 15-го августа, г-жу дела-Моттъ, арестованную 18-го августа, и, наконецъ, Каліостро, арестованнаго послѣ всѣхъ, можетъ-быть, по наговору г-жи дела-Моттъ, 23-го августа въ 7 часовъ утра. Арестовали и ничего не знавшую Лоренцу.

Г-жа дела-Моттъ сопротивлялась властямъ; хотя арестъ ея производился днемъ, она раздѣлась, спустила шторы и легла подъ кровать. Сначала она кричала, что она спитъ, потомъ увѣряла, что не можетъ выйти, такъ какъ совсѣмъ голая, ее вытащили за ногу, при чемъ она укусила въ икру сержанта; она все буянила и вопила, наконецъ, разбила объ голову арестовывающаго ночной горшокъ и только тогда предалась въ руки правосудія.

Всѣмъ извѣстное дѣло тянулось съ августа 1785 по іюнь 1786. Кардиналъ постарѣлъ, велъ себя смирно, отвѣчалъ тихимъ голосомъ и не могъ сообщить ничего, чего бы не знали тотъ же Бемеръ, г-жа Кампонъ или любой непричастный кь дѣлу человѣкъ. Графъ Каліостро и г-жа дела-Моттъ обвиняли другъ друга. Г-жа дела-Моттъ волновалась, плакала, кричала, выдумывала всякія обвиненія въ родѣ того, что графъ наслалъ ей въ камеру блохъ и т. п. Каліостро на вопросъ: «кто онъ?» отвѣчалъ:

— Знатный путешественникъ и потомъ, поговоривъ часа полтора о сотвореніи міра и тайнахъ природы, называлъ г-жу дела-Моттъ воровкой и вруньей. Судьи дремали, свѣчи оплывали и подсудимыхъ разводили по ихъ мѣстамъ. Между тѣмъ нужно было торопиться съ этимъ дѣломъ, такъ какъ въ немъ была замѣшана королева. Письма ея сочли подложными только на основаніи подписи «Маріи-Антуанетты Франціи», такъ какъ такая подпись не принята и не умна. Но вѣдь можно и королевѣ иногда быть неумной и въ дѣлахъ необычныхъ подписываться не такъ, какъ принято! Увѣряли, что и письма были подложны, и на свиданье къ кардиналу ходила вмѣсто Маріи-Антуанетты судомойка г-жи дела-Мотть (это сходство не оскорбило королеву, но вызвало краску на лицѣ кардинала), и что роль слуги королевы исполнялъ г. Рето, который служилъ у г-жи дела-Моттъ, гдѣ кардиналъ его видѣлъ всякій разъ, какъ бывалъ тамъ. Не было явныхъ уликъ, но дѣло для всѣхъ было подозрительиымъ и страннымъ тѣмъ болѣе, что отдѣльныя части ожерелья могли быть пущены въ продажу черезъ подставныхъ лицъ кѣмъ угодно.

Начались очныя ставки. Надѣялись многое выяснить изъ очной ставки графа и г-жи дела-Моттъ; но на этотъ разъ Каліостро измѣнилъ свосй важности и краснорѣчію. Едва только ввели ее, какъ Каліостро закричалъ и обрушился на свою пріятельницу съ извозчичьей браныо. Г-жа дела Моттъ не осталась въ долгу, потому что, окончивъ браниться, она схватила зажженную свѣчку и бросила ее въ животъ Каліостро, но такъ неудачно, что капли сала попали ей самой въ глазъ, и она чуть не окривѣла. Графъ воскликнулъ:

— Небо тебя покарало!

Г-жа дела-Моттъ показала ему языкъ и замолкла.

Наконедъ, 31 мая кардиналу и графу Каліостро былъ вынесенъ оправдательный приговоръ. Лоренца была освобождена еще 26 марта. Плѣнниковъ выпустили на волю ночью, около полночи 1-го іюня; тѣмъ не менѣе, все пространство передъ Бастиліей было полно народомъ. Народъ же толпился на лѣстницѣ, ожидая выхода оправданныхъ. Какъ-то сразу въ объятіяхъ Каліостро очутилась Лоренца.

— Александръ, Александръ. Небеса видятъ правду! — восклицала она, покрывая лицо и руки мужа поцѣлуями.

Съ улицы доносился шумъ.

— Что это? — спросилъ графъ, — или это простой уличный шумъ я, отвыкнувъ, принимаю за народное волненіе?

— Тамъ народъ привѣтствуетъ освобожденіе графа, — объяснилъ подскочившій Франческо. Каліостро прислушался. Внизу гудѣли голоса на одной ровной нотѣ, на которой вдругъ выскакивало: «долой убійцъ!», «долой фальшивомонетчиковъ!», «да здравствуетъ справедливость!». Наконецъ, кто-то вдали прокричалъ какъ пѣтухъ «да здравствуетъ Каліостро!»

Графъ улыбнулся. Фраическо ди С.-Мауриціо взялъ его подъ локоть и, извиваясь, говорилъ:

— Добрый французскій народъ любитъ графа. Цѣлый день стоитъ толпа, ожидая вашего выхода. Они простые и чистосердечные; съ ними можно дѣлать, что угодно: они довѣрчивы.

Каліостро отстранился нѣсколько, будто не помнилъ, что это за человѣкъ, гдѣ онъ его видѣлъ, и зачѣмъ онъ здѣсь.

— Я — Франческо ди С.-Мауриціо. Вы меня не помните?

Графъ болѣзненно сморщился. На Франческо почему-то были рабочая блуза и замасленный колпакъ.

Выйдя на улицу, онъ снялъ колпакъ и, махая имъ какъ дирижеръ, закричалъ:

— Да здравствуетъ графъ Каліостро, невинно пострадавшій.

Нѣсколько голосовъ ему отвѣтило. Шелъ теплый черный дождь; черная мокрая толпа гудѣла, кое-гдѣ видны были фонари на палкахъ. Каліостро протискался, сжимая руку Лоренцѣ!

— Можетъ-быть, это самая счастливая минута моей жизни!

Толпа бросилась бѣжать за каретой графа, то крича «да здравствуетъ Каліостро!», то «смерть палачамъ!», потомъ отстала, чтобы громить трактиръ. Черный дождь гулко лился. Каліостро дремалъ въ каретѣ, покачиваясь, держа руку Лоренцы въ своей и всякій разъ, когда пробуждался, удивляясь, зачѣмъ въ ихъ каретѣ сидитъ Франческо. Дома была приготовлена домашняя встрѣча графу, и на столѣ у него лежало письмо отъ Шарлотты Медемъ. Каліостро задумчиво покачалъ его на рукѣ, потомъ пошелъ мыться и переодѣться.