Гомзяков Владимир - Belov.indd

Эвакуация

Можно только предполагать, что испытывал отец, оказавшись оторванным от семьи, запертой в страшной ледяной цитадели, а сам пребывая в относительных безопасности и благополучии. Он написал матери десятки писем, призывая ее при первой же возможности эвакуироваться из города. Долгое время это было затруднительно, к тому же мать не была до конца уверена, что это нужно делать. Наконец, она договорилась об отправке семьи в Сибирь.

Мать со старшим братом и домработницей эвакуировались из блокадного Ленинграда зимой 1942-го по знаменитой Дороге жизни — автомагистрали, проложенной прямо по льду Ладожского озера, по которой под обстрелами и бомбежками на грузовиках из осажденного города вывозили его жителей. Дорога в Томск по железной дороге заняла около месяца. Постоянные пересадки, добыча по случаю кипятка и продуктов по карточкам, длительные остановки — навстречу из Сибири на фронт шел нескончаемый поток грузов для нужд воюющей армии, тысяч и тысяч мобилизованных бойцов, которым предстояло внести перелом в страшную войну...

Наконец, семья оказалась в Томске. Однако это был еще не конечный пункт назначения. Отца к тому времени направили работать директором предприятия «Химлесхоз», добывающего в областных лесах ценное сырье — живицу, смолу и деготь. Так что от Томска еще около 50 км пришлось добираться на телеге до маленького поселка Леспромхоз, стоящего прямо на берегу Оби. В 1946-м жители поселка переименовали его в «Победу».

Отцу выделили для проживания семьи небольшой деревенский дом. Целыми днями он был занят на работе, и мать взяла заботу о быте на свои плечи. В этих непростых условиях ей помог ее активный деятельный характер. Первым и решительным ее поступком стала немедленная продажа привезенных из Ленинграда нехитрых украшений и вообще всего лишнего скарба с последующей покупкой на вырученные деньги коровы. Этой корове суждено было стать нашей кормилицей на годы. Продали ее только после переезда в райцентр Мельниково, когда уровень жизни стал достаточно стабильным.

Я хорошо помню свои первые жизненные впечатления: мама доит корову, а я стою рядом с краюхой хлеба и поллитровой кружкой наготове. Это ожидание стало ежедневным ритуалом. Хлеб и молоко, здоровая деревенская еда легли в основу моей будущей физической закалки. В ту же пору они просто дали всей семье возможность выжить.

Впрочем, значение эвакуации в моей судьбе, возможно, еще более значимо. Не исключено, что не будь ее, мне вообще не суждено было бы родиться. Пережитые ужасы блокады и стрессы на пути в Сибирь вызвали сильнейший сбой в организме матери, и возможность зачать меня появилась лишь спустя много месяцев после воссоединения семьи. Если бы мать осталась в Ленинграде, потрясения и лишения войны были бы столь сильны, что могли уже не позволить родителям иметь детей, даже если бы блокада и фронт оставили их в живых.

Сибиряк поневоле

Вскоре после приезда семьи из Ленинграда отца перевели на работу в районный центр Мельниково (второе название — Шегарка). Отца поселили в полутора километрах от работы, в небольшом селе Нащеково. Выделили жилье — обычный деревенский пятистенок. В райцентр отец каждое утро ходил пешком. В одной половине дома размещалась школа, где мать стала работать учительницей. Позднее она стала выполнять еще и роль завуча.

Условия жизни были хотя и лучше, чем в блокадном Ленинграде, но все же не сахарными. Например, в школе дети писали в самодельных тетрадях, сшитых из газетных листов, — прямо поверх блеклого типографского текста. Электричества в поселке, разумеется, не было, учились при тусклом свете керосиновых ламп, а то и при лучине. Нет нужды говорить, что учила мать ребят всех возрастов в одном и том же классном помещении.

Село Нащеково возникло в 1831 году. Говорят, что своим названием — изначально «Однощеково» — оно обязано прозвищу какого-то из местных жителей, лицо которого было изуродовано медведем во время охоты. Село окружено просторными пахотными угодьями и заливными пойменными лугами. Это создавало хорошие условия для ведения сельского хозяйства. Вторым основным занятием жителей этих мест исстари был лесной промысел. Грибы, ягоды, кедровые орехи были существенным подспорьем крестьянам. Будучи, как и все сибиряки, хорошими охотниками, нащекинцы часто добывали дичь, а если повезет — и лося. К этому промыслу активно подключился и мой отец.

Именно в селе Нащеково Шегарского района Томской области 23 января 1944 года суждено было появиться на свет будущему Олимпийскому чемпиону Сергею Белову. Таким образом, сибиряком я стал в известной степени случайно, и виной этому — война. Впрочем, я никогда не жалел о подобном начале жизненного пути, считаю себя сибиряком и благодарен судьбе за возможность воспринять уникальные природные, а главное — духовные богатства этого края. Мое сибирское происхождение и крепкая связь с российской глубинкой мне по-особому дороги, именно они сделали меня тем, кто я есть.

Война

Я родился, когда отец был на войне. В начале 1944-го его мобилизовали и отправили на фронт. В этот момент мать была на последнем месяце беременности. Можно только догадываться, что происходило в душах родителей, расстававшихся в такой момент друг с другом. С одной стороны, в войне уже произошел перелом, все надеялись на скорую победу; по крайней мере, можно было верить в безопасность и относительное благополучие остававшихся в Сибири семьи и младенца, который должен был вот-вот родиться. С другой — фронт есть фронт, и как же тяжело было бы погибнуть в конце войны, так и не увидев долгожданного ребенка!..

С отъездом отца на фронт жизнь матери стала еще тяжелее. Теперь все хозяйство было уже полностью на ней. Женщинам приходилось тянуть и трудовую вахту в тылу, и уход за детьми, и пропитание всей семьи, и отопление домов, и все прочие бытовые заботы. При этом мать не переставала преподавать в школе. Это ей, кстати, существенно помогло — не было таких проблем с приобретением дров. Здание школы, в котором мы жили, обеспечивалось топливом и истопником.

Сводить концы с концами помогало офицерское жалованье отца, которое он переводил домой. Однако «прикорма» в виде лесной дичи и прочих даров леса не стало — охотиться было некому, да и добывать грибы и ягоды с грудным младенцем на руках непросто. Безусловно, эти годы были для матери очень тяжелыми, но она сумела все вытерпеть. Уверен, сил ей придавала ответственность за ту затеплившуюся крохотную жизнь, которую она только что подарила.

Суждено было вынести тяготы последних месяцев боевых действий и отцу. Что он пережил за это время, я никогда не узнаю — отец никому не рассказывал о войне. Видимо, как всякий интроверт, он не любил выносить на обсуждение потрясшие его страшные впечатления.