Гомзяков Владимир - Belov.indd

Тогда сестра достала из кармана халата красивое румяное яблоко и ласково говорит: «Яблочко хочешь?» Яблоневых садов в Шегарском районе не было, и яблоко было мне в диковинку. Купившись на это предложение, я оставил маму и. вскоре оказался на операционном столе, а в семье долго ходил анекдот о том, как я мать променял на яблоко. Может показаться удивительным, но эти шутки я долгое время принимал всерьез, по-настоящему переживая из-за своего «предательства».

Семья

Брат Александр родился в 1937-м и вышел еще из той, довоенной эпохи нашей семьи. Он знал и помнил очень многое из того, что было совсем неведомо мне: маленькие сестры, Ленинград, блокадная зима, и это, конечно, нас существенно разделяло. Имела значение и разница в возрасте. Кроме того, от отца Саша унаследовал страстную любовь к охоте, а вот к спорту всегда был равнодушен, возможно, и в этом проявилось его блокадное детство.

Отношения между нами были хорошими, но без особой близости. Я с самого раннего детства рос самодостаточным, кроме клюшки и мяча мне ничего не было нужно. Сверстники и приятели требовались мне лишь в качестве партнеров для спортивных баталий. Если же их не было поблизости, я умел прекрасно обходиться и без них, занимаясь с мячом или клюшкой в одиночестве. Брат спортом не увлекался, в футбол-хоккей со мной не играл — о чем с таким человеком вообще можно было говорить?..

Саша целенаправленно пошел учиться в медицинский институт и по его окончании опять-таки осознанно стал судебно-медицинским экспертом. Работает в этой должности до сих пор, хотя работа эта — явно не сахар, даже от скупых его рассказов волосы дыбом вставали. В этой работе ему довелось проявить и «беловский» непреклонный характер — когда в смутные 90-е на него пару раз попытались «наехать» и организовать за мзду или через угрозы ложное экспертное заключение, — попытки завершились ничем. Никогда за всю свою многолетнюю карьеру брат не сделал ни одного «заказного» заключения.

Еще одним членом нашей не очень большой, но дружной семьи была тетя Катя — тетка матери, жившая с родителями еще в Ленинграде, поехавшая потом вслед за матерью и братом в эвакуацию. Она была осколком еще дореволюционного Петербурга, окончила гимназию и в совершенстве знала три иностранных языка. В силу возраста не работая и всегда находясь дома, помогая матери вести хозяйство, она, сколько я помню свои школьные годы, всегда была «внутренним контролем» моего образовательного процесса, проверяла домашние задания и контрольные.

Она также была большим подспорьем для меня в моих занятиях спортом, поскольку питаться я привык только дома и ежедневно забегал перед тренировкой или игрой перекусить. Из-за нехватки времени важно было, чтобы еда была всегда наготове, и благодаря тете Кате, безвылазно сидевшей дома, это было гарантировано.

.Оглядываясь назад, я понимаю, что для меня главное в моих родителях — это их огромная любовь друг к другу и к нам, детям, благодаря которой они сумели создать в семье атмосферу внимания и доброты. Особенно ценным это становится, когда подумаешь, в какое страшное время они жили. В лишениях они научились ценить друг друга и человеческие отношения, а не меркантильные ценности. Обстановка в семье всегда была очень спокойной; если между родителями и происходили какие-то трения, они никогда не касались детей.

В Томске у отца с его профессией и любовью к природе был простор и для развития карьеры, и для увлечения охотой. Его ценили как специалиста, он быстро рос по служебной линии. Тем не менее родители в душе остались истинными ленинградцами, город оставался их душой и святыней. В семье царил культ Ленинграда, рассказы родителей о родном городе, его культуре были постоянными и сформировали у нас, детей, заочную любовь к Северной Пальмире. Позже я воочию убедился в том, что это действительно один из красивейших городов мира.

Крайне важными всегда были для меня поддержка и доверие родителей. Они спокойно принимали мою увлеченность спортом, психологически поддерживали меня, радовались моим успехам. Непростым решением для них наверняка было благословление моего отъезда по окончании школы в Москву. Хотя обстановка в больших городах была тогда и гораздо спокойнее, чем сейчас, отпустить за тридевять земель вчерашнего школьника, да еще с которым ты ни на один день из его жизни никогда не расставался, было нелегко. Родители почувствовали, насколько продолжение спортивной карьеры важно для меня, и поддержали, за что я им очень благодарен.

С родителями, пока они были живы, у меня всегда оставались теплые отношения. После моего отъезда из родного дома по окончании школы, как выяснилось, навсегда, мы продолжали общаться по телефону, переписывались. В Томск я наезжал раз в 2-3 года. Пока родители были мобильны, они сами нередко приезжали либо в Москву, либо в Ленинград, где у них оставались родственники. В наших отношениях я всегда видел и сохранял что-то святое, благодарность к ним всегда была основным.

Как я уже сказал, с раннего детства в силу жизненных причин я был ближе к матери и о некоторой отстраненности от отца жалею до сих пор. Однако и к маме я мог бы относиться более чутко и внимательно. Единственное оправдание, которое у меня было всегда, — это мое увлечение игрой. Кроме баскетбола ничего по-настоящему значимого для меня в жизни не существовало. Только потом ты начинаешь жалеть об упущенных возможностях, не проявленных вовремя чувствах. Увы, особенно ясно и невыносимо, но уже непоправимо ты понимаешь это на могилах близких.

Отец умер в ноябре 1973-го, успев порадоваться моему олимпийскому триумфу. Матери не стало в 1988-м, также в ноябре. Я безмерно благодарен моим родителям. Думаю, во многом все, чего я достиг, обусловлено тем, что они заложили в меня в детстве. Для себя я очень рано на примере родителей решил, что своим детям, в особенности сыну, я постараюсь привить в общении с ними качества, которым меня учили родители.

После войны

Возвращаясь в послевоенное время, в 1950-м отец получил должность в Томском облисполкоме, и наша семья переехала в город. Жить стали в выделенной комнате в трехэтажном кирпичном доме в центре города. Поблизости находилась школа № 9, в которую в 1951-м я отправился познавать большую жизнь.

Следующим местом работы отца стал Томский обком партии, где он продолжал работать в сфере лесного хозяйства. Место жительства также поменялось — мы переехали в самое дорогое для меня в Томске место, деревянный дом на три квартиры на проспекте Ленина, напротив госуниверситета, с глухим забором и маленьким двориком. Этот дворик на годы стал для меня излюбленным местом времяпровождения, здесь я оттачивал удары по футбольному мячу и вратарскую технику (если моим спарринг-партнером бывал брат Александр), здесь отец порой устраивал стрельбы по мишени из «мелкашки». К сожалению, этот дом в Томске снесли, хотя неподалеку от него сохранены в качестве образчиков архитектуры куда более уродливые и ветхие сооружения.