Nataly - Михаил Абрамович Мильштейн

Но я же никого в управлении не знаю, - попытался я объ­яснить свое поведение.

- Это не имеет большого значения. Важно высказать свою принципиальную партийную позицию.

Я продолжал молчать.

- Ну что, например, ты можешь мне сказать о Шалине?

Я, признаюсь, опешил. Речь шла о новом исполняющем обя­занности начальника ГРУ. Он еще не успел поработать, а под не­го уже, вероятно, велся подкоп.

Я повторил те же слова: «Я его совсем не знаю».

Ильичев засмеялся:

- Ну как же ты его не знаешь? Ты чуть ли не каждый день бы­ваешь у него на докладе. Во всяком случае, когда я иду к Шалину, то всегда вижу тебя в его приемной.

- Это верно, - пробормотал я. - Но ведь наши сугубо дело­вые встречи, как правило, очень коротки.

Но Ильичев не отступал.

- И долго ожидаешь ты приема? - неожиданно спросил он меня.

- Действительно, иногда в ожидании приема проходит слиш­ком много времени, - вяло, просто, чтобы поддержать разговор, отреагировал я.

- Вот видишь, - с радостью подхватил мою фразу Ильичев. - Скоро мы будем обсуждать на партийном собрании поведение Шалина, и тебе на нем надо будет выступить.

Последние слова полковой комиссар произнес безапелляци­онным тоном, всем своим видом показывая, что разговор окон­чен.

Итак, думал я, скоро с моей помощью разоблачат еще одного «врага народа» - несчастного полковника Шалина.

Я ушел от Ильичева в раздумье: «Что мне делать? Может, срочно заболеть и не прийти на собрание?..» Но внутренний го­лос запротестовал: «Трусите вы, Михаил Абрамович, это спасет вас только на время. А почему бы вам не выступить и не сказать правду?»

В общем, наступило время партийного собрания. Народу со­бралось много. Ильичев сидел на месте председательствующего.

Повестка дня: «Обсуждение неправильного поведения члена ВКП(б) Шалина М.И.»

Первым докладывал Ильичев.

Я сидел, как обычно, где-то позади всех, плохо понимая речь докладчика. После выступления Ильичева начались прения. Выступавшие клеймили Шалина, заявляя, что его работа и по­ведение на руку врагам народа. Все происходящее отдавало мас­совым психозом. Я, несмотря на беседу с Ильичевым и совет собственного внутреннего голоса, выступающим в прениях не записался.

И вдруг раздался голос Ильичева:

- Слово имеет капитан Мильштейн.

Я не сразу сообразил, что речь идет обо мне, но кто-то толк­нул меня в бок, и я пошел к трибуне. С трибуны я хорошо видел Шалина. Он сидел бледный и, мне показалось, иронически улы­бался, глядя на меня.

Страшно нервничая, я говорил довольно невнятно, но смысл сказанного был таков: приходится долго ждать приема, а это не­хорошо, теряешь зря время...

— А вы сделайте из сказанного вами политический вывод, - направлял меня Ильичев.

Мой вывод состоял в том, что надо бы лучше организовать время приема. Словом, своим выступлением я и Ильичева не удовлетворил, и перед Шалиным выглядел не самым лучшим об­разом.

Днем позже в одном из коридоров управления мне пришлось лицом к лицу столкнуться с Шалиным. Я мгновенно залился краской и буквально окаменел от стыда. Но он был и старше ме­ня, и умнее. Положив руку мне на плечо, он просто сказал:

— Не расстраивайтесь. Я все понимаю и на вас не в обиде.

С того дня прошло много времени. Шалин, к счастью, не пострадал, во время войны он ушел на фронт, успешно воевал, был начальником штаба армии, округа и долгое время после победы над фашистами возглавлял ГРУ. Мы много раз встреча­лись, и он никогда об этом эпизоде не вспоминал. Он умер, и, стоя у его могилы, я с горечью вспоминал ту постыдную исто­рию.

Мне, воспитанному на фанатичной вере в гений нашего вели­кого кормчего, казалось, что все, что он делает, уже само по себе должно быть правильным. Если же совершаются ошибки, то он об этом просто не знает, и кровавые преступления лежат на сове­сти недобросовестных людей из его команды. Я свято верил, что справедливость восторжествует, и Сталин непременно накажет всех виновников злодеяний.

А события тем временем развивались стремительно. В ГРУ пришел новый начальник - генерал-полковник авиации Проскуров, назначенный по личному указанию Сталина. Герой ис­панской войны. Молодой, способный, энергичный военачаль­ник. Для повышения его личного авторитета и авторитета служ­бы разведки Проскуров одновременно был назначен заместите­лем наркома обороны. Вакханалия с арестами понемногу уле­глась. Обстановка стала более стабильной, все почувствовали се­бя хотя бы на время относительно спокойно.

Под руководством Проскурова было начато постепенное и ус­пешное восстановление разведки.

В 1940 году была развязана советско-финская война, и Про­скуров решил отправиться в Ленинград для выяснения обста­новки на фронте и проверки работы службы разведки. Человека его ранга в Ленинграде должен был встречать командующий фронтом Тимошенко или его заместитель, но Проскурова встре­тили какие-то второстепенные офицеры штаба фронта. Началь­ник ГРУ был недоволен приемом. При личной встрече с Тимо­шенко Проскуров сделал ему замечание, которое, в свою оче­редь, явно не понравилось командующему фронтом. Как оказа­лось в дальнейшем, Тимошенко не забыл обиды и затаил на Про­скурова злобу.

После окончания финской кампании маршал Тимошенко был назначен наркомом обороны. Своим первым же приказом Тимошенко снял Проскурова с должности начальника ГРУ. Дальнейшая судьба Проскурова сложилась трагично. Он получил назначение в дальнюю авиацию. Затем был арестован и по­гиб. На должность начальника ГРУ в 1940 году пришел генерал Голиков.

В советской исторической литературе существуют разные и довольно противоречивые описания его деятельности на этом посту. В некоторых работах можно даже найти мнение, якобы именно на этом генерале лежит вина за несвоевременность ре­шения о приведении войск в боевую готовность накануне нача­ла Великой Отечественной войны. Могу сказать лишь одно: как начальник военной разведки он делал все для того, чтобы наша служба в крайне сложных, чрезвычайных условиях того времени функционировала эффективно и могла успешно выполнять воз­ложенные на нее задачи. В 1941 году Филипп Иванович Голиков ушел на фронт. В дальнейшем он возглавлял советскую военную миссию в Англии и в США. В 1961 году ему было присвоено зва­ние Маршала Советского Союза.

Продолжая работать в ГРУ, я стал свидетелем того, как совет­ская военная разведка, несмотря на понесенные потери, не толь­ко восстановила свои прежние связи, но превратилась в одну из самых сильных, если не сильнейшую военную разведку в мире.

Перед войной советская военная разведка своевременно и в полном объеме предоставила политическому и военному руко­водству страны все необходимые данные о сосредоточении не­мецких войск, их составе, планах и сроках возможного нападе­ния фашистской Германии на Советский Союз. Военные раз­ведчики работали в крайне тяжелых условиях. Приведу один пример.