user - Содержание

фантазии этого скрупулезного исследователя.]

Парин. Думаю, самое время нам прослушать еще один фрагмент,

следующий. Мы не делаем перерывов, мы подряд слушаем

произведение, мы просто его разрезаем нашими разговорами.

Еще один фрагмент из «Песенок Маргариты» Александра

Локшина.

(следует музыкальный отрывок)

Бунтман. Вы слушаете «Эхо Москвы» – «И музыка, и слово». И

мы сегодня с вами знакомимся – еще раз вслушиваемся и

проникаем в произведение Александра Локшина «Песенки

Маргариты». Здесь, возвращаясь вот к этому разговору о

Шостаковиче и Локшине, здесь, мне кажется, что здесь есть такая

сфера… (голос немного дрожит) такой мир, в который

Шостакович не заходил. И он перед этим останавливался. И здесь

вот, когда перед ним опять же приоткрылось то, что мы слышим

в музыке Локшина, здесь можно только и со страхом, и

восторгом это слушать. Я напоминаю, что у нас в студии

принимает участие в передаче Игорь Карпинский. Игорь, вот этот

уход, вот в такую вот, даже, даже я не определил бы никак это

пространство словесно… (продолжает со значением) И вы

сказали в самом начале, что здесь постоянно идет присутствие

самой жизни Александра Локшина. Вот здесь вот. И очень мощно

такое вот мучительное ощущение мира, которое есть.

Парин. Да, и мой тоже вопрос, так сказать, в чем выражался…

Это было ли как бы внутренне присуще Александру Локшину с

самого начала мировосприятие трагическое или это была вещь,

которая как бы уже жизнью была углублена или даже рождена

какими-то ощущениями, уже связанными с непосредственными

впечатлениями?

Карпинский. Я думаю, что и то, и другое… Трагическое

мироощущение было всегда присуще композитору, начиная вот с

того первого сочинения, которое было исполнено в Новосибирске

оркестром Ленинградской филармонии под управлением Евгения

Мравинского и певицей Евгенией Вербицкой – «Жди меня», на

стихи Симонова.

Парин. Какой год?

Карпинский. 43-ий год.

Бунтман. 43-ий, да?

Парин. В 21-ом году родился Локшин.

Карпинский. В 20-ом. И Соллертинский сказал, что этот день… –

который там присутствовал, Соллертинский, он там

вступительное слово читал… – он сказал о том, что этот день

войдет в историю музыки. Что это сочинение стоит вот на том

уровне, которое… так сказать… который у тех сочинений,

которые там исполнялись. Там, в частности, исполнялась Шестая

симфония Чайковского! И Локшин сам рассказывал, что он был

настолько потрясен… этим комплиментом, если так можно

выразиться, что он долгое время, почти 10 лет, вообще ничего не

мог сочинять.

Парин. И к этому надо добавить, что примерно в то же время,

когда была сделана вот эта запись, которую мы слушаем, то есть

в середине 70-ых годов, вышел очередной том Музыкальной

энциклопедии, в которой про Локшина две строчки – родился в

1920-ом году, в 41-ом, если я правильно помню, закончил

Консерваторию.

Карпинский. М-да.

[Вообще-то Локшин в 41-ом году не закончил Консерваторию. В мае

41-го года, накануне государственных экзаменов, он был изгнан оттуда

за свое сочинение «Цветы зла» на стихи Бодлера, который считался

идеологически вредным поэтом. А в июне – записался добровольцем в

ополчение, но через неделю его свалил сильнейший приступ язвенной

болезни, и он был комиссован. Затем до осени 41-го года гасил

зажигательные бомбы на крыше Консерватории во время

авианалетов. Все это Карпинский знал, но не мог сказать, так как

концепция передачи рухнула бы.]

Парин. И больше ничего. И маленький список сочинений – ни

одной характеристики, никаких слов не сказано.

Карпинский. (с воодушевлением) Ну, к сожалению, наша печать,

так сказать, можно сказать, о Локшине прославилась, вот, в

частности, в Музыкальном энциклопедическом словаре имеется

статья, но она вышла позже, чем этот том, о котором вы говорите.

(продолжает с ужасом) Там указано 11 дат, в которых, значит,

эти произведения написаны, из которых 8 неправильные!

Парин. (со вздохом) Ну все-таки, как бы, говоря о Локшине,

наверно, надо сказать несколько слов о его жизни, связанной с

творчеством, как цельном, где он был, что он делал и каковы

были все-таки вехи в его творчестве, если таковые… без них,

наверно, нельзя.

Карпинский. Локшин вел такой, с моей точки зрения, достаточно

такой замкнутый ригорический образ жизни. В последние годы

жил вообще в полном одиночестве, в полном уединении… Как

говорил его… сын, находясь в состоянии черной меланхолии.

[Я говорил: боролся с депрессией, которая была вызвана остракизмом.]

...Вот, но это в последние годы. Когда я, собственно, с ним

познакомился…

Парин. Уже в восьмидесятые.

Карпинский. (устало и несколько небрежно) В восьмидесятые я с

ним познакомился. В конце 81-го года лично. Ну, вехи его

творческого пути, несомненно, это после «Жди меня», то есть в

42-ой год это сочинение было написано… Дальнейшие вещи,

которые можно сказать [назвать? – А. Л.] веховыми – это 3-я

симфония на стихи Киплинга для баритона, мужского хора и

большого симфонического оркестра, которая была впервые

исполнена на Би-Би-Си, мужским хором и оркестром Би-Би-Си…

в 79-ом году…

[Автора симфонии съездить на ее исполнение не пустили, но Карпинский не

хочет расстраивать слушателей.]

...и вот то сочинение, которое мы сейчас с вами слушаем – я

считаю, это такое… одно из… одна из вех его творчества.

Бунтман. (наконец, решается) Вы знаете, все-таки мы не можем

не сказать о том, что за именем Александра Локшина тянется

шлейф и разговоров, и слухов, связанных с нашей тяжелейшей

историей. Связанных и со сталинской эпохой, и с советской

эпохой, и тянется устойчивое такое «сальерическое» мнение о

Локшине, что очень многим и композиторам, и музыкантам не

позволяло к нему обращаться. Несмотря на определенные,

очевидные и слышимые всем величайшие достоинства, здесь

нельзя, скажем, переусердствовать в эпитетах, достоинства его

музыки. Вот, что вы можете сказать, Игорь, об этом шлейфе,

потому что это очень мучительная история, которая тянется за

именем Локшина.

Карпинский. (томно, но отчетливо) Мне об этом было всегда

известно. Я никогда об этом не говорил Александру Лазаревичу.

Мы с ним общались исключительно о музыке. И вообще, я хотел

бы сказать, что здесь должно быть очень четкое разделение.

Выяснение его, так сказать, каких-то социальных, что ли,

характеристик – это дело, видимо, определенных органов,