Станислав Меньшиков - На Старой площади

— Мне приходится часто встречаться с президентом Рейганом, — начал он безо всяких вступлений, — он любит расспрашивать меня о России и ваших прежних лидерах. Он активно готовится к встрече с мистером Горбачевым и очень хотел бы, чтобы она была успешной.

— Всё зависит от того, что считать успехом, — заметил я. — Какие он задачи перед собой ставит? У Вас в этом деле большой опыт.

— Да, я всегда считал, что помощники обо всём должны договориться заранее, тогда успех почти гарантирован. Например, мы с Брежневым прежде, чем встретиться, вели переговоры несколько лет и через Генри Киссинджера, и через других дипломатов. Торговались до последней минуты. Зато мы смогли начать разрядку, подписать договоры, которые действуют и поныне. Это результат, которым я могу гордиться. А ведь меня когда-то считали чуть ли не главным ненавистником коммунизма в Америке.

Это была святая правда. Помню, как наши политики приходили в ужас при одном упоминании о Никсоне. Это при нём отчаянно бомбили Вьетнам, открыли «второй фронт» против СССР, установив доверительные отношения с Мао Цзэдуном. Но он же и покончил с вьетнамской войной, его же подпись стоит под договорами ОСВ-1 и по ПРО. Это был гибкий стратег, правда, попавшийся на мелкой афере Уотергейта.

— Меня беспокоит, — продолжал он, что Женева состоится без должной подготовки, а это грозит крупным провалом. От такого шока отношения могут замёрзнуть на долгие годы. Президент Рейган этого не хочет, но он не знает, чего ему ждать от Горбачева.

— Ну, — рассмеялся я, — Горбачев тоже не хочет провала. Даже если лидеры просто познакомятся и примут совместное коммюнике, это произведёт в мире хорошее впечатление.

— Этого мало, — нетерпеливо перебил меня Никсон. — Нужно нечто большее. Надо сделать шаг вперед. Возьмите Договор по ПРО. Когда мы его подписывали в Москве, это был очень хороший документ. Но с тех пор прошло больше десяти лет. Военная технология сделала большой скачок вперед. Президент Рейган принял это как факт и декларировал «Стратегическую оборонную инициативу» (СОИ). Она отражает реальности современной техники, и нельзя требовать, чтобы США от неё отказались. Но Рейган не хочет раньше времени хоронить Договор по ПРО. Весь секрет в том, как их совместить.

Я возразил, что создание в США системы ПРО только подстегнёт гонку вооружений, поскольку Советскому Союзу придётся искать адекватный ответ. Самое простое, самое дешёвое и самое эффективное — ещё больше усилить наш наступательный ракетный потенциал. Все равно СОИ не даст полной защиты от наших ракет.

Никсон сказал, что, по мнению американских военных, русские тоже тайно приступили к работам по созданию своей ПРО. Об этом, как они считают, говорит строительство новой радарной станции в Сибири. Если это так, то США могли бы даже поделиться с Россией противоракетными технологиями. Тогда речь пошла бы не о ядерном соперничестве, а о сотрудничестве. Это было бы большим шагом вперед.

— Но до сих пор, — добавил Никсон, — эти вопросы с вашими людьми не обсуждаются, хотя до Женевы осталось меньше месяца.

Я ответил, что если американская сторона поднимет этот вопрос на встрече в верхах в порядке сюрприза, то из этого, конечно, ничего хорошего не получится. Горбачев к СОИ относится отрицательно, а предложение поделиться технологией без специального разговора между экспертами только вызовет подозрения.

Мы ещё поговорили, но всё, что Никсон хотел, он сказал. Пора была расставаться.

В тот же день я вылетел в Вашингтон для встречи с Джеком Мэтлоком. Это был карьерный дипломат, начавший свою работу в госдепартаменте ещё в 1956 году. Три срока прослужил в посольстве в Москве и неплохо знал нашу страну. До назначения в Национальный совет безопасности (т.е. в аппарат Белого дома) в качестве специального помощника президента по делам СССР он успел два с лишним года поработать послом в Праге. Помощником президента он работал с 1983 года и в этом качестве как-то приезжал в Москву и заходил на беседу к В. Загладину, где мы впервые познакомились. Через два года после нашей новой встречи в Вашингтоне ему предстояло стать послом в Москве, где он оставался практически до распада Советского Союза. Но тогда мы об этом знать не могли.

Мэтлок сказал, что нам лучше всего встретиться за пределами Белого дома (точнее, примыкающего бывшего здания госдепартамента, где находился его кабинет), причём вечером после окончания официального рабочего дня. Он подхватил меня на близлежащем перекрестке и некоторое время возил по городу, прежде чем предложить ужин в одном из ресторанов Джорджтауна. Не знаю, чем было вызвано это подобие конспирации. Мэтлок был приятный, располагающий к себе человек, с которым мы беспрерывно проговорили несколько часов, сидя в машине, а потом в ресторане.

С самого начала он сказал, что принимает участие в подготовке женевской встречи и, возможно, будет на ней присутствовать. Он практически повторил слова Никсона о заинтересованности Рейгана в успешной встрече с Горбачевым, но в отличие от Никсона не выражал недовольства ходом её подготовки. Тем не менее он признал, что обстановка вокруг Женевы складывается сложная, на президента оказывают сильное давление Пентагон и ЦРУ. Они особенно насторожены по поводу уступок, на которые Рейган может пойти, если вдруг поддастся «шарму Горбачева».

Меня же больше всего интриговало, является ли идея совмещения Договора по ПРО с СОИ личной инициативой Никсона или же предложением, получившим одобрение Рейгана. Мэтлок подтвердил, что Рейган воспринял эту идею как свою и что он будет с ней выступать в Женеве.

— Вы, конечно, понимаете, — сказал я, — что такая постановка вопроса не встретит согласия Горбачева и что поэтому женевская встреча не даст полезного результата.

— Идея Рейгана в том, — возразил Мэтлок, — что без СОИ не может начаться радикальное сокращение стратегических вооружений. Это принципиальная позиция наших военных, и не думаю, что президент от неё отойдет.

— Но без детальных переговоров экспертов, — заметил я, — дело не сдвинется с мертвой точки. Предложите хотя бы провести переговоры по этим вопросам, тогда Женева даст хоть какой-то прогресс в отношениях.

— Так далеко мы ещё не смотрим, — как бы подвел итог Мэтлок. — Для нас будет прогресс, если лидеры договорятся о двух-трех новых встречах, по одной до конца второго срока президентства Рейгана.

В тот же вечер я улетел обратно в Нью-Йорк, а ещё через пару дней в Москву. Вернувшись на работу, я первым долгом доложил о своих встречах Вадиму Загладину. Тот сказал, что всё это очень интересно, но, чтобы избежать «испорченного телефона», мне надо лично пойти к помощнику генсека А.М. Александрову-Агентову и рассказать ему, как было дело. Тут Вадим снова проявил недюжинную осторожность. Поскольку генсек его с собой в Женеву не брал, то безопаснее всего было «не высовываться». Но Загладин знал цену моей информации и, как хороший чиновник, не хотел, чтобы она пропадала даром.