Станислав Меньшиков - На Старой площади

Консультантская группа была только малой частью большого отдела, который делился на сектора по региональному признаку — США и Канада, Латинская Америка, Англия с её доминионами, Западная Европа, Африка, Ближний Восток, Южная Азия, Япония. В каждом секторе работали высококвалифицированные специалисты, прекрасно знавшие не только язык курируемой страны, но все тонкости тамошней политической обстановки. Их лично знали и уважали руководители соответствующих компартий. Я у них консультировался не раз по таким вопросам, на которые, казалось, с ходу было нелегко ответить, но ни разу не заставал их врасплох. Ответы получал немедленно, и они всегда были точными и по существу.

Знали референты, и как связаться с нужными людьми в своих странах, и, если надо, звонили им прямо по телефону или использовали специальную связь. Помню, как Генрих Смирнов, прекрасный специалист по Италии, по моей просьбе с ходу позвонил «на гору» в руководство Компартии Сан-Марино, чтобы согласовать детали предстоящих партийных контактов. Казалось, Генрих в Италии знал всех, и все знали его.

Функции в отделе были четко распределены, и мне лично не приходилось когда-либо заниматься конкретными делами какой-то зарубежной компартии. Да и встречаться с ними по работе удавалось крайне редко. Но были и исключения.

Гэс Хол и кондратьевские войны

Расскажу о своих встречах с генсеком компартии США Гэсом Холлом. Во время командировок в США (совсем по другим делам) я несколько раз бывал у него в штаб-квартире партии на 23-й улице в Нью-Йорке. В то время ему уже было за 70 лет, но, несмотря на восемь с лишним лет, проведённых в американской тюрьме за свои убеждения, он не производил впечатление дряхлого старика. Потомок рабочих иммигрантов из Финляндии, он в молодости работал на лесоповале и сталепрокатном заводе, был крупным и физически крепким мужиком, которому суждено было прожить еще почти 20 лет и умереть лишь в 2000 году в возрасте 90 лет от осложнений, вызванных диабетом. Это был хорошо образованный человек, автор нескольких книг по теории капитализма и практике рабочего движения. Он много выступал в рабочих и студенческих аудиториях, часто участвовал в радиодебатах. Преследования властей и другие факторы (в том числе разоблачения И. Сталина Хрущевым, привели к сокращению числа членов Компартии США со 100 тысяч и более в 1930-х годах до 15 тысяч в 1980-х), но Гэс Холл не менял своих убеждений. Не сделал он этого и после распада СССР, виня в этом М. Горбачева и Б. Ельцина, которых называл «командой разрушителей».

Вместе с тем он был большим реалистом, и с ним можно было долго и продуктивно беседовать. Помню, что его сильно беспокоили экономические трудности в Советском Союзе, где он бывал почти ежегодно. В нашей первой встрече мы обсуждали и некоторые теоретические проблемы. Дело в том, что я еще раньше был хорошо знаком с одним из теоретиков компартии — Виктором Перло, автором книги о финансовом капитале США, который одно время в партии был председателем экономической комиссии. Мы и раньше спорили с ним по разным вопросам, а тут с его стороны последовал целый демарш. Работая в ЦК, я опубликовал в журнале «Коммунист» статью о длинных циклах Н.Д. Кондратьева. Этот выдающийся и всемирно известный русский экономист был репрессирован и расстрелян в 1930-х годах, а его концепция предана анафеме. Я же в статье постарался восстановить его доброе имя и показать правильность его теории. Моя статья была первой, которая как бы официально реабилитировала Кондратьева и его концепцию.

В нашей стране возражений не последовало, но, когда её перевели на английский язык для публикации в журнале «Политикэл афферс» (органе компартии США), Перло воспротивился этому. По его словам, кондратьевская концепция смыкалась с троцкизмом, и, реабилитируя её, я совершил ошибку.

В то время, если бы позицию Перло поддержало руководство Компартии США и если бы оно направило протест в наш ЦК, мне грозили бы неприятности, не говоря уже об ущербе для нашей экономической науки. Но Гэс Холл решил не идти на конфликт и попросил председателя партии Генри Уинстона, ехавшего в Москву, сначала выяснить, что к чему. Прилетев в СССР на очередной тур лечения (он ослеп в американской тюрьме и в последние годы тяжело болел), Уинни, как его любовно называли в партии, обратился за помощью к Тимуру Тимофееву, директору Института рабочего движения. А.Н. Тимур, настоящая фамилия которого звучала совсем иначе, был сыном покойного генсека американской компартии Юджина Денниса и русской матери, родившимся, когда Деннис в 30-х годах короткое время жил в Москве. По этой причине Тимур в Компартии США считался своим человеком, а в нашем руководстве был признан в качестве канала неформальной связи с заокеанскими коммунистами.

Узнав от Уинстона суть интриги, Тимур связался со мной и предложил встретиться и рассказать прибывшему о значении кондратьевской теории. Большой, излучавший, несмотря на полную слепоту, радостную приветливую улыбку, чернокожий председатель компарии принял меня в номере будущего «Президент-отеля». Он внимательно меня выслушал, задав ряд вопросов.

Ему не доставало знания важных деталей. А именно: Л.Д. Троцкий не только не солидаризовался с Кондратьевым, но, наоборот, публично и довольно резко критиковал его в начале 1920-х годов. Как специалист, Перло такие детали должен был бы знать. Уинстон все понял и обещал передать Холлу, посоветовав зайти к тому, «когда будете в Нью-Йорке».

Американский генсек, когда наша встреча состоялась, сам вернулся к теме о длинных волнах. Он сказал, что перевод моей статьи опубликован и что это очень важно партии для более глубокого объяснения, почему после Второй мировой войны Америке удалось избежать более глубоких кризисов. Ошибка Троцкого была в том, что он в отличие от Кондратьева недооценил способность капитализма восстанавливаться после большого кризиса.

Читатель, наверно, удивится, что работник советского ЦК ходил в «логово» американских коммунистов не для передачи «инструкций Кремля» или «партийных миллионов», а для обсуждения достаточно академических тем. Между тем именно такие вопросы составляли предмет нашего общего интереса. Мы не могли не видеть, что размах коммунистического и движения с десятилетиями идет на убыль. И потому важно было найти точные причины этого и пути выправления неблагоприятных тенденций.

Что касается нашего финансирования зарубежных компартий, то я и раньше знал, что компартии самофинансировались через связанные с ними коммерческие фирмы, которые торговали с советскими внешнеторговыми организациями. Но, работая в ЦК, я не помню ни одного случая, чтобы при мне вопросы финансирования компартий — прямо или косвенно — обсуждались в отделе или упоминались в закрытых документах. А ведь мы были допущены к совершенно секретной информации, и о таком секрете нам не могло не стать известно рано или поздно.