Алёна Половнева - Хюльдра

НОРМ «Доброволец» несколько лет назад заключил несколько контрактов с лабораториями, разбросанными по всей стране. В одну из них, «Термоциклер» в городе В, которую обнаружить было сложнее всего, в последние несколько лет отправляется некий биологический материал для анализа. Заместитель генерального директора лаборатории «Термоциклер» Владимир Копейко заявил, что вся работа по этим образцам сводится к тесту на антитела и группу крови.

-Заказчик интересовался стоимостью расшифровки генома человека, - подтвердил Копейко, - но мы не оказываем подобной услуги: у нас нет соответствующего оборудования.

Зачем нужны эти анализы? Неужели Ибатуллин ищет зависимость реакции на изобретенный им наркотик от индивидуальности человеческого существа? Исчерпывающий ответ на этот вопрос нам смогут дать лишь бухгалтерские отчеты НОРМ «Доброволец», ведь анализ на расшифровку генома, столь необходимый Ибатуллину для совершенствования его препарата, стоит чуть больше 4000$, тогда как суммарная стоимость анализов на антитела и на группу крови не превышает 1000 рублей. Кто такой Артур Ибатуллин – злой гений или банальный бюджетный воришка? Какова его цель: внедрить свою дьявольскую неустойчивую разработку или отдохнуть в красивом месте, где растут кокосовые пальмы?

- Просто нам все завидуют, - заявил Артур Ибатуллин в интервью нашему корреспонденту, - «Новый век» - динамично развивающаяся общественная структура, работающая практически без сбоев. Мы построили ее с нуля, вложив в каждый этап частичку своей души, но всем вокруг так и не терпится отхватить кусок откуда-нибудь из ее фундамента, чтобы вся организация заскрипела и дала крен. Тем, кому мы мешаем, я скажу прямо: мы не сдадимся!

От комментариев по поводу своей работы г-н Ибатуллин отказался, сославшись на секретность.

Четвертая ошибка

- Молодежное движение «Новый век» - это организация, скрепленная отнюдь не честью, долгом перед обществом и вкладами в общее дело, - уверяет Коля Чекрыгин, бывший участник движения, - это гигантская паутина, где лидер организации – паук, дергающий за тоненькие ниточки своих запутавшихся мух. Мне несколько раз намекали на существования какого-то видео, где я якобы под кайфом, и что его публикация на ЮТюбе как-то мне навредит. Мне нечего бояться в отличие от других участников «Нового века»: мой организм достойно перенес влитый в меня наркотик. Но как же остальные? Чего стоит только эта четвертая девчонка с уже опубликованного видео! Я здесь ради нее и ради таких, как она.

- «Новый век» ставит эксперименты на живых людях, - с грустью констатирует Нина Смоленская, несостоявшийся участник движения, - не спрашивая их согласия – нашего согласия! – Проценко и Ибатуллин записали нас в добровольцы. Они должны за это ответить.

Перед началом посвящения «добровольцев» Совет Десяти произносит клятву соблюдать свои заповеди. Их всего три. Первая – не болтай. Вторая – не лги. Третья – не навреди. Что примечательно, ни одна из них не касается здоровья и благополучия членов сообщества. У каждой заповеди один и тот же смысл: нужды большинства важнее нужд меньшинства или одного.

Совет Десяти восемь лет обеспечивал жизнь своему организму, отсекая, как им казалось, ненужное и больное и выбрасывали то, что сами называли «мед. отходами». Они надсекали артерии», вместо того, чтобы ставить катетер, ампутировали конечности вместо того, чтобы подпилить вросший ноготь, снимали кожу вместо того, чтобы вскрыть нарыв – и в результате от их «человека» остался только скелет, не способный двигаться вперед, только крошиться и разрушаться. Хотя основатели «Нового века» все еще принимают этот скелет за прочный и надежный фундамент.

Анфиса Заваркина

Сан Саныч Барашкин, заместитель губернатора, заведующий информационной политикой в регионе, двигал бегунок видеоплейера. На его виске блестела капля пота: просмотр записи давался ему нелегко. Наконец, видео кончилось, и Барашкин с облегчением вытащил флешку и подал ее Анфисе, сидевшей напротив.

Они объявили перемирие в своей войне, чтобы объединиться против общего врага.

- Как она? – спросил Сан Саныч, вытирая лоб платочком.

- Переживает, - коротко сказала Анфиса, - уже не так, как четыре года назад, но все же...

- Зачем он это сделал? – спросил Барашкин, грохнув ладонью по столу.

- Я думала, может, вы мне расскажете, - нахмурилась Анфиса, закусив губу.

Барашкин покачал головой и запустил в волосы обе пятерни. Он переживал увиденное.

- Этого же нет в интернете? – уточнил он.

- Нет, только церемония посвящения, причем смонтированная так, что нигде не видно ее лица.

- Я его уничтожу, - проревел он.

- Я с вами, - откликнулась Анфиса флегматично.

- А почему вы такая спокойная? – поинтересовался Барашкин раздраженно.

- Потому что нужно остыть, чтобы подавать то самое блюдо, - устало откликнулась Заваркина. Она выбила из пачки сигарету, пододвинула к себе пепельницу, щелкнула зажигалкой. Ей впервые было позволено курить в кабинете заместителя губернатора, заведующего информационной политикой в регионе.

Барашкин смотрел на нее и раздумывал о чем-то.

- Она поэтому со мной порвала? – спросил он нарочито небрежно. Анфиса кивнула.

- Она полгода ни с кем не общалась, - сказала она, - хотите, расскажу, как это было?

- Зачем? – удивился Сан Саныч.

Анфиса посмотрела на него.

- Затем, что я никому об этом не рассказывала, - сказала она злобно, - знаете, почему? Потому что никому дела до нее нет! Вы представляете? Она – само совершенство, но какое-то ненужное, забытое, заброшенное. Потому что она слишком хороша, и мы все комплексуем рядом с ней.

- И вы тоже? – с улыбкой спросил Барашкин. Когда он говорил об Алисе, его лицо прояснялось, морщины, расположившиеся на лбу гармошкой, разглаживались. Заместитель губернатора будто выглядывал на секунду из своего кокона пятидесятилетнего начальствующего мужика, на миг становясь озорным мальчишкой, влюбившимся в одноклассницу.

- И вы тоже.

- У меня брюшко и волосы выпадают, - вдруг признался он, - а у вас?

- Я – злая, - насупилась Анфиса, - она – добрая. Даже к тем, кто ее наизнанку вывернул. Она, когда видео посмотрела, первым делом попросила меня не шлепать этого говнюка слишком сильно. Не шлепать! Я его хотела на продольные полоски зубами разодрать!

- Вы злитесь, - заметил Сан Саныч, - он, кстати, тоже злится.

Он ткнул пальцем вверх, что в его положении могло означать одно из двух: либо Кравченко, либо Господь Бог.

- Я знаю, - откликнулась Заваркина, из двух зол выбрав Кравченко, - но я не расскажу ему про видео.

- Не надо, - кивнул Барашкин, - я все улажу.

«Я все улажу» - это та фраза, которую Анфиса впервые слышала в кабинете господина Барашкина, привыкшего в пыль растирать нашкодивших писак.