Алёна Половнева - Мегеры

© Алёна Половнева, 2020

ISBN 978-5-4496-2735-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В вагоне гуляли беспощадные сквозняки и было слышно, как громко стучат колеса – несколько окон были разбиты. Свет то и дело моргал. Саша нашла угол потеплее и задремала, прислонив голову к стеклу. Но стоило тепловозу в очередной раз жалобно взреветь, она вздрогнула и проснулась.

Демон свернулся калачиком на лавке напротив, положив острую морду на Сашин потрепанный рюкзак. Кончик его уха слегка подрагивал.

Чтобы снова не заснуть, Саша принялась играть своей старой бензиновой зажигалкой. С громким «клац» она откидывала крышку большим пальцем, поворачивала колесико и, когда зажигалка выплевывала огонь, ловко перекидывала ее между пальцами то правой, то левой руки, пока пламя не гасло. Обычно эта игра помогала ей размышлять о сложном и тревожном. Но в дороге, когда ты ни жив, ни мертв, размышлять особо не о чем, поэтому Саша просто разглядывала свое отражение в грязном окне поезда. Оно зловеще подрагивало на темной поверхности.

Ее призрачный двойник был хорош. Ночь и тусклое освещение стерли из-под ее глаз фиолетовые круги, растрепанный пучок, собранный наспех, превратили в модную небрежность, старую джинсовую куртку – будто бы в дизайнерский деним, слишком легкий для влажной осени.

Прохладная ночь все крепче обнимала плетущийся на юг поезд. Сырой воздух врывался через отсутствующие форточки, норовил забраться за воротник и пощекотать позвоночник единственного пассажира в вагоне. Демон, хоть ему на роду и было написано ловить лосося где-то в северных реках, тоже уткнул нос в пушистый черный хвост. Как типичное исчадие ада, он не любил сырость.

Впрочем, коту всё путешествие было не по нутру. Он брыкался и царапался дома, когда его бесцеремонно оторвали от каких-то важных кошачьих дел и запихали в тесный рюкзак. На вокзале от шума толпы, громкоговорителей и грохота поездов он совсем взбесился – кожаный мешок за Сашиной спиной ходил ходуном, а уши закладывало от утробного воя. Притих только в поезде, на радость хозяйке, которая с ужасом ждала контроля: она не нашла денег на билет для животного и поленилась сделать ему прививки. К тому же бездомный кот на Материке считался чем-то вроде муниципального имущества, а значит – невыездным на полуостров. Саша справедливо опасалась волокиты, которая задержала бы ее на несколько недель – и пока шло бы оформление, им негде было бы жить и нечего есть. Но контроллер проверил билеты, прошлись пограничники, едва взглянув на пассажиров – граница между Мегерским полуостровом и Материком по-прежнему была чистой условностью – безбилетного и антисанитарного кота не обнаружили. Саша выдохнула с облегчением.

Теперь она очень жалела, что не решилась потратиться на спальное место. Днем ей показалось, что четыре часа пути не стоят таких чудовищных трат. Хотя все размышления брать или не брать мягкий вагон были праздными: денег не было.

Теперь ни у кого не было денег ни на что.

Зеленая змея поезда ползла по Мегерскому перешейку изматывающе медленно. Саша зевнула и поерзала на сиденье. Она ехала домой, и каждый ее нерв подрагивал, как ниточка паутины на ветру.

Когда темнота стала непроглядной и стрелки часов подкрались к полуночи, поезд наконец замедлил ход. Где-то захлопали двери. Демон поднял морду и прислушался рваным ухом.

– Полезай в рюкзак, – шепнула ему Саша.

Демон и не подумал подчиниться. Он был своенравным котом, который, как и все коты, ни во что не ставил того, кто возомнил себя его хозяином. Когда Саша выдернула из-под него сумку, строптивец раздраженно фыркнул, шмякнувшись на холодную лавку. Через мгновение он потянулся и принялся нехотя умывать себя. Сначала крепкие лапы и разорванное в бою правое ухо, потом тощая спина – позвоночник словно горная гряда, пересеченная причудливыми шрамами, явно авторства людей. Напоследок – хвост, черная растрепанная метелка, на кончике которой явно проглядывал ярко-рыжий, как адское пламя, подшерсток. Собственно, из-за странного окраса – угольно-черная шерсть с «кровавым подбоем» – он и получил кличку Демон. Еще из-за надменных янтарных глаз, безупречного нюха и удивительной живучести. Короче, не кот, а мечта. Потрепанная злобная волосатая мечта.

Он жил в доме Вираго уже целых полгода. Весной Саша открыла дверь и обнаружила его на пороге. Кот был мокрый, словно упал в лужу, и очень внимательно смотрел на нее своими янтарными глазами, прямо в душу. Саша распахнула дверь пошире, кот вошел как к себе домой и остался жить, временами пропадая по своим кошачьим делам. Он часто возвращался со свежими ранами, которые Саша обрабатывала зеленкой. Демон шипел на нее, будто проклинал, но не сопротивлялся и когтей не выпускал. Дешевый корм ел с благодарностью, на которую только способна такая надменная тварь, как кошка. И хоть он никуда ехать не хотел, Саша не смогла просто взять и выкинуть его на улицу. Он ведь доверил ей свою маленькую никчемную жизнь. Поэтому и сейчас, когда поезд плавно подкатил к мегерскому вокзалу, она безо всяких церемоний запихала кота в рюкзак.

Здание вокзала не было освещено и ни один фонарь на перроне не горел – тьма была непроглядная. Не было видно даже огонька сигареты случайного прохожего. Прохожих, впрочем, тоже не было. Когда Саша спрыгнула с подножки поезда во влажную темноту ночи, то увидела только давнишнего своего приятеля – бомжа дядю Диму, ошивающегося на вокзальной платформе последние несколько лет.

– Ишь, кто вернулся! – радостно просипел он. – Блудная дочь!

– Привет, – рассеянно сказала Саша.

– Копеечку дашь? – разохотился дядя Дима.

– Отвали, – холодно ответила Саша.

Саша, совершенно позабыв, в какой стороне находится пешеходный настил, спрыгнула с перрона на рельсы, миновала автобусный отстойник, в котором куковала одинокая маршрутка, прошла под горбатым пешеходным мостом. Там, над густо разросшимися кронами деревьев, виднелся третий этаж отеля «Два бабуина»: маленький балкон с коваными перилами и уютный огонек мансарды. Во времена, когда отелем владела семья Гингер, этот огонек горел каждую ночь, чтобы путешественники, вышедшие из поезда, видели, что их ждут. Осенью и зимой, когда на километры вокруг были только голые черные ветки и стылая земля, окошко отеля и его белые стены обещали уют заплутавшей душе.

Справа от двери все еще висела табличка с названием. Позолота облетела, буквы были едва видны. Под ней висела еще одна, поменьше. «Мест нет», – говорила она. Ее повесил отец задолго до продажи, едва отель перестал работать как отель.