Алёна Половнева - Хюльдра

- Видимо, я слишком нормальная, - решила Марина.

Исчерпав свою фантазию и не найдя ничего лучше, она сменила свою приторную нежность на жестокость, схожую с той, с которой она управлялась с движением «Новый век» и сотнями своих подопечных. В конце концов, на Лавровича у нее были почти такой же рычаг давления – видео.

- Ты изнасиловал ее, - сказала она однажды вечером, когда Лаврович снова завел свою шарманку о «недопустимостях», - ты сделал с ней ужасную вещь, и она тебя никогда не простит.

Лаврович бросил на нее больной взгляд и остаток вечера провел, закрывшись в ванной. Марина смогла сделать маникюр, выпить чаю и посмотреть телевизор.

- Она выходит замуж.

- Она тебя больше не любит.

- Ты давно видео пересматривал?

Этими обидными репликами – по одной за вечер – Марина освободила себе почти целый месяц. Но Лаврович адаптировался к этому стрессу: его речи, пестревшие обвинениями, окрасились жалобными интонациями и репликами о возможном скором прощении. Марина поменяла тактику. Она помнила об одном необычайном свойстве Алисы Заваркиной: со временем она забыла нанесенные ей обиды, словно обнуляла счетчик, каждый раз начиная отношения с человеком заново.

- Ты ей не нужен.

- Ты скучен.

- Ты зануда.

Все повторялось: Лаврович уходил в ванную, Марина наслаждалась покоем. Она понимала, что планомерно доводит его до нервного срыва, но в ее положении не приходилось особенно привередничать. Сделка ее тяготила, и она готова была пожертвовать его психическим здоровьем ради своей свободы.

- Возможно, удастся запереть тебя в психушку, - сказала она закрытой двери в ванную, нарезая себе бутерброд.

В ноябре к стараниям Марины добавились усилия высших сил, в данном случае, сил, управляющих городом Б. Она понимала, что несмотря на просьбы ее сестры, Анфиса Заваркина не оставит насильника безнаказанным, и нанесет ему ущерб если не прямо, то исподтишка.

Сперва были мелочи, вроде пожарной инспекции, заявившейся в офис. Потом Лавровичем заинтересовалась налоговая, и пока он улаживал связанные с ней вопросы, кто-то взломал его сайт, наполнив раздел «Портфолио» скриншотами порносайтов. Видимо, над его «уничтожением» работала целая команда медиамаркетологов, потому что в течение следующих трех дней ссылки на поддельное портфолио расползлись по тематическим ресурсам, и до конца недели, каждая собака в городе Б знала фамилию Лавровича в неприятном контексте. Репутация была подмочена.

- Все это ерунда! – отрезал Лаврович, - детский лепет!

На следующей неделе от него ушли два крупных клиента из города Б. Еще через два дня слились двое из Сибири и Западной Украины, объяснив свое решение неким звонком, поступившим якобы от доверенных лиц. Вымышленные или реальные доверенные лица поведали им, что Лаврович – мошенник.

В пятницу в его квартире в престижном районе «Ракушка» объявились судебные приставы и объявили пребывающему в прострации хозяину, что отчуждают собственность в связи с неуплатой кредита. Никакие уверения в том, что это – ошибка, и никакого кредита не было и в помине, суровые государственные мужи скорбно покачали головами и велели паковать носочки.

На стадии поливания грязью в социальных сетях Марине казалось, что за травлей стоит старшая Заваркина: уж больно происходящее было похоже на проводимые ею информационные войны. Но вскоре стало понятно, что Лаврович не поделил Алису с кем-то очень могущественным. Рассмотрев ситуацию и так и сяк, Марина решила, что у девчонки вполне мог быть влиятельный любовник, который мстит за ее изнасилование.

Она с любопытством следила за развертыванием событий. Им была дана неделя передышки, в течение которой Лаврович доказывал всем – приставам, налоговой, клиентам – что он – не верблюд, а Марина тихо посмеивалась. За три месяца вынужденной совместной жизни, она возненавидела его всей душой.

Но однажды декабрьским вечером, в дверь к Лавровичу постучалась прелестная девчушка: тоненькая эффектная блондинка, закутанная в объемный шарф. Марина, открывшая дверь и не разглядевшая сразу в полутьме ее лица, вздрогнула, подумал, что это Алиса Заваркина прилетела со своего фьорда. Но уже через секунду она рассмотрела ее мордашку – девушке на вид было не больше шестнадцати. И она хотела видеть Лавровича.

Едва ступив на порог, девчушка заявила, что а) ей пятнадцать лет б) Лаврович переспал с ней этим летом в) она беременна г) если он не даст ей денег на позапрошлой неделе и не компенсирует моральный ущерб, то она пойдет в полицию и скажет, что Лаврович ее изнасиловал.

Под яркими лампами, освещавшими каждый уголок комнаты, Марина видела, что девчушка врет насчет возраста: ей было не меньше двадцати пяти. На ее лбу и в уголках глаз прорезались тоненькие крохотные морщинки, а кожа уже утратила девичье сияние. Однако, ее субтильность смущала, а Лавровича и вовсе заставила покрыться холодным потом, ведь он действительно с ней переспал. И все это было таким… знакомым, что Марина невольно почуяла издевательские интонации в этой шитой белыми нитками подставе. Вся эта игра была такая грубая и дерзкая, без тонких нюансов, словно кто-то отпустил вожжи и понесся во весь опор на горячих неуправляемых лошадях по жизни Лавровича, превращая ее в китайский набор «Сделай сам», собрать из которого обещанную на коробке игрушку не представлялось возможным. Потому что вроде все в наличии, но детали не стыкуются меж собой.

- Оставьте свой номер, - Марина пришла на помощь совсем растерявшемуся Лавровичу и подтолкнула девчушку к двери, - мы обязательно с вами свяжемся…

Выпроводив незваную гостью, она улеглась на кровать с книжкой, сочтя, что с Лавровича на сегодня испытаний хватит. Но стоило Марине задремать, как он сказал ту самую, ключевую для их отношений фразу.

- Я должен снова лететь в Осло. И все объяснить, - произнес он вдруг.

- Ты не можешь никуда лететь, – отрезала Марина, и приготовилась отражать словесную атаку. Но Лаврович замолчал.

Он просидел за кухонным столом всю ночь, изредка стряхивая с себя оцепенение, чтобы закурить. Когда в семь сорок пять утра включился будильник и заиграл его любимый вальс, он встал, взял скалку, которую Алиса по его словам любила использовать для выпечки пирогов, и расколотил сначала будильник, потом кофеварку, после чего принялся крушить все подряд. Когда в квартире не осталось ни единого целого предмета – даже журнальный столик был переработан в стеклянную крошку и набор погнутых алюминиевых трубок – Лаврович вышел вон из квартиры, хлопнув дверью. Воцарилась оглушительная тишина, и Марина, собиравшаяся на работу и пережидавшая эмоциональную бурю в ванной, позвонила в школу, уведомив, что задерживается, собрала свои нехитрые пожитки в большую сумку и уехала прочь, бросив ключ на тумбу, а входную дверь открытой.