Ярослав Кузьминов - Раздвоение

«Вы хотите пройти курс и готовы заплатить?»

«Ну конечно! Я же вам говорю: Татьяна. Чего непонятного? Только — тщщщ»

«Хорошо, Алена. Проходите, садитесь в кресло, и мы приступим к занятиям».

Он не успел сесть напротив нее, как она уже закрыла глаза, задрала голову и

нараспев сказала: «А я уже прохожу приятный момент».

«Для начала мы решим вопрос с деньгами», — привычно сказал Петр Николаевич.

Она открыла глаза и сердито уставилась на него:

«С какими деньгами? Я хочу за-ни-ма-аться, вы что, глупый?»

«У меня клиенты платят вперед. И вы всегда платили вперед. Иначе никаких

занятий». «Ох, какой строгий-то, строгий», — запричитала Алена, вскочила и бросилась в

прихожую.

Она вернулась с толстой пачкой денег и протянула ему. Петр Николаевич ошалел

от размера, но взял и сказал, не считая: «Как раз достаточно для полного выздоровления,

это займет четыре недели» — «Так долго заниматься? — возмутилась Алена. — Я лучше

половину потрачу себе на свадебное платье, ведь вы знаете, у меня жених, такой жених.

Кстати, запишите мне цель: я хочу себе жениха и свадьбу». Петр Николаевич совершенно

не хотел расставаться с такой удачей. Поразмыслив секунду, он протянул пачку денег

Алене: «Дело ваше, хотите лечиться — лечитесь, не хотите — болейте» — «Нет, нет, Петр

Ни-ко-ла-евич! Оставьте все, только не злитесь, я буду слушаться, я хочу, чтобы у меня

все было хорошо!» Петр Николаевич понял, что Алена теперь как маленький ребенок. Ее с

легкостью можно было склонить к чему угодно. «Это правильно, — сказал он, пытаясь

запихнуть толстую пачку денег в папку. — Вам действительно необходимо слушаться

меня. Иначе у вас не будет шансов. Вы должны полностью положиться на меня, ведь я

профессиональный врач!»

«Черт! — подумал он. — Я же свихнусь четыре недели с ней заниматься. Да она и

сама завтра забудет, передумает и потребует деньги назад. А это несколько месяцев

безбедного существования».

Он стал судорожно прикидывать варианты переезда в течение сегодняшнего дня с

дальнейшей сдачей квартиры внаем. Слова Алены заставили его очнуться от

задумчивости: «Я вижу такой случай! Там столько боли! Я приближаюсь к нему, вы

должны меня спасти!» — она опять задрала голову и улыбалась, закрыв глаза. Петр

Николаевич уронил голову на ладонь и стал массировать виски. Тяжело вздохнув, он

сказал: «Вернитесь в настоящее время и откройте глаза по щелчку пальцами... В

дальнейшем вы не будете закрывать глаза и вспоминать что-то без моего приказа. Вам это

понятно?» Вместо ответа она издала протяжный крик и прошептала в конце: «Татьяна...

они знают. Надо бежать!» — она вскочила, но он остановил ее и толчком отправил

обратно в кресло. «Слушайтесь меня! Смотрите на меня! Слушайтесь меня! Когда я

щелкну пальцами, вы примите решение о том, что во всем слушаетесь меня, вам это

понятно?» — «Да...», — ответила она, глядя на него завороженно. Он щелкнул пальцами и

произнес медленно: «Закройте глаза. Когда я скажу «отменяю», все будет зачеркнуто и

отменено и не будет иметь на вас никакого действия. Вам это понятно?.. Теперь вернитесь

в самый ранний случай, где есть Татьяна. А сделаете вы это очень просто: когда я

посчитаю до трех и щелкну пальцами, вы вернетесь в этот случай. Раз, два, три... Вы

нашли этот случай?.. Хорошо... Описывайте все, что вы видите и слышите».

«У нас с Татьяной соседние участки. Я сажаю яблоню. Подбегают девочки.

Говорят, что у нас пришли отбирать землю. Татьяна кричит, мы бежим...»

В соответствии с методой парагмологии, Петру Николаевичу следовало уже

трижды спросить «Какие вы испытываете эмоции в этот момент?» и переключить ее на

самый яркий эмоциональный момент всего случая. Ему, однако, было интересно, что же

22

произошло тогда, и он пренебрег процедурой. Он довольно часто пренебрегал ей, чтобы

удовлетворить свое любопытство. По правде сказать, он делал так в большинстве случаев.

Алена продолжала: «Там приехало два джипа. Наши мужики разговаривают с

ними. Мы стоим и слушаем, мне страшно. Получается, что Эдик собрал у нас деньги, а

землю оформил на фирму, так чтобы нам не досталось. Татьяна кричит: «Где Эдуард

Мегре?» Они молчат, не отвечают моей Та-тьяне! Она говорит мне: «Вот почему Эдика

так давно не видно»... Вот почему Эдика не видно, не видно, не...» — Алена замолкла на

полуслове.

«Есть ли что-то еще существенное в этом случае?» — «Нет, они уехали, а на потом

через день приехала милиция, мы с Татьяной испугались. Убежали. Я поехала к себе в

Бутово, но меня не пустили в дом. Там жили незнакомые. Мерзкие! Я спросила, где

Андрюша, а они спросили, кто я такая, я сказала, что я жена, а они сказали, у него больше

нет жены, — Алена заговорила навзрыд. — Я спросила, где его найти, а они захлопнули

дверь». Петр Николаевич почувствовал, что она вот-вот откроет глаза, нужно было

вернуть антураж тьюнинга: «И все внимание на ваши эмоции в этот момент, когда перед

вами захлопнули дверь», — сказав это, он понял, что переборщил. Алена зарыдала.

«Хорошо, отмените решение об отчаянии и найдите следующий случай, где есть

Татьяна». Для солидности он пощелкал пальцами. Только что он нарушил все правила

тьюнинга, которые только мог. Он остановил ее на моменте с плохими эмоциями, не

дождался ответа, какие это эмоции, навязал ей утверждение, что это отчаяние, и

потребовал эпизод с Татьяной, хотя все шло к прохождению эпизодов с мужем. «Я знала,

где она. У нее домик, деревянный, под Москвой, почти как в экопоселке!», —она нервно

засмеялась. «Хорошо, — сказал Петр Николаевич. — Что произошло дальше? Вспомните

самый приятный эпизод с Татьяной!» — «О! Самый приятный! — оживилась Алена. — Я

сняла ее пенсию по своему паспорту! А потом я спрятала деньги в пакетике в бочке!

Только тщщщ... никому не говорите! А потом, потом я подумала, зачем мне Татьяна?

Правда? Правда, ну скажите мне! — она открыла глаза и подалась вперед. — И я

подумала, ведь Татьяну никто не знает, родственников у нее нет, друзей нет, и домик у

нее хороший, для двоих тесный, а для одной в самый раз, и по паспорту я за нее сойду,

пенсию получать. Зачем делиться с ней пенсией? Правда, ну правда, скажите мне?!» —

она залезла в штаны и выудила паспорт, открыла перед лицом Петра Николаевича. «Так

что я Таня, Таня... — мечтательно пропела она, вскочила с кресла и закружилась по

комнате. — И у меня теперь все есть, все есть!», — пропела она тем же манером. Петра

Николаевича передернуло от мысли, что он находится в одной комнате с убийцей. «Черт,

надо же так попасть!» — подумал он. Ситуация получалась патовая. Если он донесет на