Лёша Белкин - Человечище!

- Я сам буду экспериментальным материалом, - продолжил Королев, - это не

противоречит условиям эксперимента, а в будущем предполагалось проведение

испытаний с участием людей. Так вот – приблизим это будущее…

Все знали, что Королев непреклонен в своих решениях. Раз посчитал нужным

самостоятельно войти в рабочую область плазмотрона для расширения эксперимента –

значит, пойдет.

- Иван Васильевич, - Королев вновь смотрел на Семенюка. – займите мое место на

пульте управления роботом.

- Хорошо.

- Геннадий, следите за температурой, - озадачил и Кошкина.

Затем Королев взял из рубки управления кусок специальной ткани с отражателями –

такой были покрыты поверхности робота и отделывались контейнеры с материалом.

Накинул на плечи и вышел к экспериментальной площадке, посреди которой громоздился

плазмотрон.

- Я войду в рабочую область, - он говорил главным образом для Семенюка, тот слушал в

рубке через громкую связь. – Затем вы выведете все параметры на максимальные

показатели. Засечете ровно семь минут. Далее даете звуковой сигнал, затем следите за

мной. Как только даю отмашку – прекращаете работу плазмотрона. Понятно?

- Понятно, - голос Семенюка проскрежетал по громкой связи.

Итак, эксперимент продолжался. Королев вошел в рабочую область и укрылся под

тканью. Семенюк запустил плазмотрон и начал отсчет. Генка склонился над

термограммой. Все остальные наблюдали за течением эксперимента.

Прошло семь минут. Семенюк дал звуковой сигнал и высунулся из рубки управления,

вглядываясь в то, что происходит в рабочей области. Королев по-прежнему находился под

тканью и никаких сигналов не подавал. Семенюк подождал еще сорок секунд, как и

положено, и выключил плазмотрон. По идее эксперимент должен был быть закончен.

Королев все так же находился в рабочей области под тканью.

Около минуты все ждали, когда Королев покинет рабочую область плазмотрона. Но

этого не произошло. Ткань так и продолжала скрывать его от наблюдающих. Все

встревоженно смотрели туда, где в последний раз видели руководителя эксперимента.

Нехорошее предчувствие наполняло души людей.

Первым пришел в себя Семенюк. Он покинул рубку управления и устремился к

плазмотрону. Широкими шагами он пересек лабораторию и вошел в рабочую область.

Дошел до места, где под тканью скрывался Королев, и откинул ее.

Королева под тканью не оказалось. Он исчез. Вместо него на платформе дымилась

свежая куча кала. Округлой формы, конусом возвышающаяся на поверхности платформы.

Все вздрогнули. Такого никто не предполагал. Это выходило за рамки привычных

представлений. Главная надежда нашего НИИ исчезла. Наш идеальный человек

превратился в… кучу кала. В лаборатории повисло мертвое молчание. Только Семенюк

суетился на платформе, что-то вымеряя…

Конечно, про спор Кошкина с Семенюком все позабыли. Не до него было. Вызвали

милицию, скорую, чуть ли не пожарных. Разбирали это дело около года. Всех

замордовали. На всякий случай сняли директора НИИ. Посадили завхоза. Но его за

растрату.

Правда, Семенюк тогда после исчезновения замеры все-таки произвел. Померил кучу

кала со всех сторон. Диаметр, высоту, температуру, плотность и объем. И вышло по его

подсчетам, что была та куча идеальных пропорций и находилась в идеальном состоянии

вещества. То есть, по сути, и не была кучей кала, а была идеальным веществом. Только во

всей той суматохе и разбирательствах, что последовали после исчезновения Королева

никто этого вопроса так и не поднял и исследования соответствующего не провел. Даже

милиция кучей не заинтересовалась. Хотя это было единственное вещественное

доказательство – то, которое было последним свидетельством о существовании нашего

подающего надежды идеала.

А Семенюк ту кучу потом в баночку собрал и у себя на полке поставил. Так она теперь у

него в кабинете и стоит. А Генка Кошкин уволился. После перестройки кооператором стал

и из науки ушел. Такие дела.

Исторический парадокс.

«…провокацией являлся заряженный смыслом и игрой актер, внедренный мною в

действительность…»

реж. Б. Юхананов

Дорога петляла в дюнах. Ветер гнал песок, задувая из-за холмов. Вдоль дороги

топорщились белые крестьянские хатки. Изредка из них выходили бородатые мужики,

запускали руку в шаровары, долго задумчиво чесали лобок и уходили прочь.

Сэр Ермен Щупальца петлял по дороге. Его худая кобылка жутко упарилась и, похоже, уже совсем не видела пути. Сэр Ермен изредка пришпоривал ее новыми, недавно

скованными у местного пьяного кузнеца металлическими конструкциями, которые мало

были похожи на шпоры.

Сэр Ермен нажал Control + Alt + Delete и перезагрузил реальность. Его кобылка стала

Буцефаллом, то бишь конем Александра Македонского. Сам Сэр Ермен Александром не

стал. Он не хотел.

Горячая колобашка солнца раскалилась докрасна. Утро только начиналось, но уже

здорово парило. Бородатые мужики все выходили и выходили из крестьянских хаток,

лениво почесывали лобки и вновь уходили.

Сэр Ермен внезапно вспомнил, как давеча он вместе с отрядом в жопу пьяных латников

оттрахал большое количество деревенских девок. Портить деревенских девушек ему было

не впервой.

Вот такой он был, этот самый Сэр Ермен. А дорога уводила его все дальше в дюны,

солнце парило его лысину, выжигало чахлые деревца и белые хатки, обитатели которых

изредка выходили почесать свои лобки.

Сэр Ермен уже давно понял, что чесание лобка – это показатель низкого уровня жизни.

Нет, дело не в падении курса доллара и даже не в языке эсперанто, который Сэр Ермен

знал наизусть. Просто люди здесь привыкли так жить. Они чесали свои мохнатые бороды

и лобки. Они, наверное, больше ничего и не делали и были немного сумасшедшими.

Кобыла Сэра Ермена обгадилась. Бедняга, она была НАСТОЛЬКО замучена. Бедная,

бедная кобыла – подумал Сэр Ермен. Если бы она не жила по Хайдеггеру, она бы давно

сдохла. И он в очередной раз оценил все преимущества философии экзистенционализма.

Как трудно набирать это слово на клавиатуре – только и подумал Сэр Ермен.

Еще Сэр Ермен в свое время хотел умереть за красивую женщину – это он так

выпендривался. Не боясь ковыряться в себе, он всегда сразу сек всю тему и поэтому мало

парился относительно ногтей кикимор болотных и всякой погани нечистой. Когда-то он

был романтиком. А потом он перестал жить ради красивых женщин, благо девки в

окрестных деревнях были тоже ничего.

Кстати, кобыла Сэра Ермена таки сдохла. Во всем был виноват Виктор Бородатый. Он