Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2007.

Мы с ним познакомились почти четверть века назад, когда в поездку по Ле­нинградской области его и меня пригласила Оксана Владимировна Соколова - от­ветственный секретарь Общества книголюбов Ждановского (ныне Приморского) района Ленинграда. В сельском Доме культуры я представил свою книгу - про юного партизана Великой Отечественной войны Сашу Бородулина. Из зала ко мне на сцену вышел пожилой человек, обнял меня и сказал, что моя книга «Остаюсь в заслоне» и про него тоже, потому что он участник описываемых в ней событий.

Все мы тогда порадовались такой встрече, а Юрий Викторович как-то особен­но живо воспринял необычный эпизод и сказал, что это большая удача писателя - встретить в жизни одного из героев своей книги.

С нами в поездке была пятнадцатилетняя девочка - дочка Оксаны Владимиров­ны. Как-то идя по дороге к лесу, она подняла красивый камешек и показала Юрию Викторовичу: «Не кажется ли Вам, что он тоже драгоценный?» Юрий Викторович внимательно оглядел его, сказал, что это кремень, и стал рассказывать о его це­лебных свойствах и о нём с таким знанием дела и так тепло, как будто случайный придорожный камень имел живую душу и особенную судьбу.

Я не удержался от шутки:

- Ну, Юрий Викторович, Вы рассказали, как настоящий художник. Вас хоть сейчас можно принимать в Союз писателей по устному жанру.

- Что вы, что вы, - смутился он. - Просто, я знаю камни, я долго их изучал.

Когда вернулись в Ленинград, я познакомил его с Геннадием Лисовым - жур­налистом и знатоком всяческой чертовщины - от летающих тарелок до полтер- гейстов, экстрасенсорики и телекинеза. А также с писателем-публицистом, со­ставителем знаменитого альманаха «Хочу всё знать» Анатолием Томилиным. Вскоре Юрий Викторович стал широко печататься в различных изданиях, а потом и книги явились - одна интереснее другой. Пришла пора, и я дал ему рекоменда­цию в Союз писателей.

До встречи с ними я прочитал их книги: «Овцебык в тундре России» про рас­селение овцебыка на Российском Севере - Ловелиуса (он составитель и один из авторов) и «Красоты России» - Туйска. Более содержательная и глубокая - про овцебыка: изумительное животное и крайне беззащитное. Его к нам привезли из Канады, и дай бог ему сохраниться, прижиться у нас, если, конечно, позволят двуногие безрогие со своими двустволками. «Красоты России» можно отнести к серии краеведческих книг, в которых, наряду с экзотикой, множество известных, давно освоенных мест. Занимательно и познавательно.

Пили водку, закусывали рыбой. С удивлением признали факт, что все мы уже вошли в старшее поколение. Многое утратили, зато научились восторгаться жен­щинами и детьми. Николай сказал, что недавно, в одной своей экспедиции на Се­вер, на него нахлынули стихи. Мы с Юрой попросили прочитать, что он и сделал. И спросил: как быть?

- Издавать! - сказал я. - Твои стихи - продолжение природы, они из чистой правды. Поэзия из чистой правды - сверхпоэзия. От неё, как от печки, можно пу­скаться в любую лирику, эпику и даже патриотику.

- Да, но мне говорили, что мои стихи не совершенны?

- Совершенные стихи ты напишешь потом, если получится. А эти издай, пу­скай небольшим тиражом, хотя бы в три экземпляра. Один оставишь себе и нам с Юрой по одному.

- Ну, если вы так считаете...

- За поэзию! - предложил Юра. И мы поддержали его.

- Сейчас меньше всего думают о таланте и той нравственной пользе, которую он приносит, - сказал я.

- Да, - сказал Юра. - А больше - о деньгах, которые на нём можно заработать. Даже если это бездарь, но «раскрученная» бездарь.

- Дело будет развиваться, если во главе его будут стоять специалисты, а не устроители, - добавил Николай. И мы выпили за специалистов.

- За границами ищем то, чего мы там никогда не найдём, - сказал Николай. - Тогда как в России столько чудес, что никакая заграница не сравнится.

И мы подняли рюмки за рифму: «заграница - не сравницца».

Более всего я радуюсь общению с художниками, писателями, учёными и про­стыми людьми. Тех и других объединяет труд - каждодневный, упорный, делаю­щий человека устремлённым в будущее. Потерянно выглядели бы рядом с ними выскочки, чиновники, лакействующие журналисты - этакие ломаки на службе у режима. Ни естества у них, ни слова правды. Мне близки люди, несущие свой крест - дохристианский символ жизни.

26 августа. Позвонила старшая дочка Вера - наверное, поселится с мужем у меня. Они купили себе новую квартиру недалеко от моего дома, на Ситцевой улице. Влезли в долги, собираются её сдавать, а жить у меня. И пускай себе живут, я рад, что могу им оказать хоть какую-то помощь.

4 сентября. Москва. Вернулся в столицу - и сразу в Переделкино. Дочка Оля прибыла сюда вчера вечером. Саша уехал на машине в Петербург, где нынче Галина с внучкой. В нашей московской квартире большой ремонт. Сначала по­клеили новые обои, сейчас кладут паркет. Работы на 10-12 дней, всё это время мы с дочкой будем жить в Доме творчества.

Раннее бабье лето - 23 градуса тепла. Синее небо, щедрое солнце. И почти нет жёлтых листьев, тогда как в Петербурге их полным-полно.

На службе встретился с Кузнецовым - он обрадовался, что я приехал раньше, чем он предполагал. Он сам собирается в отпуск, а здесь нужно заниматься дела­ми. Главное из них - участие в «Днях русской культуры в Армении», куда пред­стоит полететь мне. Но к этому вопросу мы ещё вернёмся.

Салтыкова озадачена и даже уязвлена: Владимир Георгиевич Бояринов попал в больницу, сделали операцию. Его состояние усугубляется тем, что он ушёл из семьи, «связался с молодой» (сотрудницей Московской писательской организа­ции), ездил с нею в Карловы Вары. Жена в гневе, приходила к нему на работу, грозила убить Бояринова, а его возлюбленной залить лицо кислотой. В общем, леди Макбет наших дней. Я однажды видел жену Бояринова - крошечного роста, женщина-ребёнок.

Салтыкова сказала, что Михалков об этом не знает. И хорошо, ему только этого не хватало.

Мне Владимир Георгиевич по-человечески интересен. Хороший поэт, а это в нём главное. В остальном - каждый человек сам себе режиссёр.

6 сентября. Дочка после работы приезжает поздно, и я каждый вечер её встречаю на станции. Она рассказывает о банковских делах, в частности, о систе­ме кредитования. Мне по душе её обширные знания, её понимание не только эко­номических, но и нравственных принципов. Мне в ней всё по душе, прежде всего, строгость в словах и поступках. Она никогда ни на кого не жалуется, хотя в её жизни, как во всякой другой, тоже немало обид и огорчений. Пятнадцатилетней девочкой она стойко перенесла уход из Вагановского училища, где была одной из лучших учениц, но где ей, к сожалению, не хватило физических данных. Чтобы расставание с мечтой стать артисткой было не столь болезненным, некоторое время занималась в молодёжном коллективе театра «Хореографические миниатю­ры». Потом - в ансамбле «Фламенко», даже ездила на выступления в Финляндию. После успешного окончания петербургской гимназии и университета, поступила в аспирантуру и стала кандидатом экономических наук. И всё это, хотя и с не­малым трудом, но вовремя, без срывов и метаний. Вовремя вышла замуж, родила дочку, определилась с профессией и работой. Весьма начитанная, современная молодая женщина. Её муж, Саша Докучаев, выпускник Санкт-Петербургской во­енно-космической академии имени Можайского. Познакомились они в кафе «Ме­тро», когда Оля училась на втором курсе «Политеха», а Саша - на пятом «Можай- ки». Была у него на выпускном вечере, после которого Саша получил назначение в Якутию на станцию слежения за спутниками.