Александр Шуваев - Гном. Трилогия

Самое смешное, что вся эта чрезмерная секретность была, почти что, и вовсе ни к чему. Они могли выдать немые карты. Могли не выдать никаких карт вообще. Могли, в конце концов, заблокировать и опечатать все компасы. Но только надо вовсе не иметь глаз, чтобы не заметить, как солнышко поутру встает навстречу летящему самолету. Это совсем, совсем меняло дело. Под грузом такой ответственности немудрено было и вообще сломаться, Рыбников был в ужасе и близок к панике, но чувство долга, в конце концов, помогло ему превозмочь все посторонние соображения и лишние эмоции. Приняв решение, он успокоился, дал работу своей превосходно тренированной памяти и даже без особых усилий сумел вспомнить имена ориентиров, обозначенных на карте. Эта местность была ему, в общем, неплохо знакома. И чем ближе к месту назначения, тем знакома лучше.

На таких расстояниях время полета на транспортнике определяется его убогой скоростью, при полете на сверхскоростном истребителе, - его довольно убогой дальностью. Все время приходится садиться на промежуточных аэродромах, и посадки эти сжирают ту экономию времени, что дает скорость. Так что объявили режим радиомолчания и раздали кодовые таблицы аж только на второе утро полета. Вот тут ошибиться было нельзя: Рыбников полночи провел в вычислениях, но из-за дикого нервного напряжения не испытывал сейчас ни малейшей сонливости.

По сравнению с машинами первых серий, у этого самолета маневренность стала заметно, даже значительно, - лучше. Это облегчало задуманное. Например, на этой машине стал возможен маневр, который он назвал "малой волной": едва заметное уклонение от курса - и тут же возврат на него. Примитив, конечно, но вернуться надо по-настоящему ТОЧНО, а это - ох, как нелегко. И перегрузки такие, что темнеет в глазах. Но сумел-таки, долгая отработка пошла впрок, и он в долю мгновения оказался в хвосте и у собственного ведомого, Арчила Гогия, и у летевшей по правую руку пары Кости Затулея и Васи Владычина. Капитан Рыбников широко улыбнулся и тронул кнопку спуска. Совершенством маневра можно было гордиться: первые же снаряды его пушек угодили в двигатель машины Гогия и превратили в клочья ее хвостовое оперение. Истребитель завертелся волчком, рассеивая в пространстве обломки, и вспыхнул, проваливаясь в почти вертикальное пике. Рыбников, продолжая улыбаться, чуть уменьшил торможение при заранее увеличенной тяге, и почти мгновенно догнал машину Владычина, расстреляв и ее, как летающую мишень на полигоне.

С Затулеем номер не вышел: машина его сорвалась в широкий вираж вправо-вниз, мгновенно оказавшись на недоступном расстоянии. Реакции парня можно было только позавидовать. Но Рыбников с самого начала отметил его, как наиболее опасного: вовсе не факт, что он, при всем своем опыте, сладил бы с молодым старлеем. Жаль конечно, но не принципиально. Предстоявшее ему было и несравненно важнее, и гораздо, гораздо более сложно.

Рыбников дал полную тягу двигателю и взял курс почти точно на юго-восток, в пологом снижении разгоняя машину до колоссальной скорости. Та фора, которая у него уже была, делала его недосягаемым: "Ту" - не догонит, а истребители, - со своими знаменитыми картами! - сроду не найдут.

"Не знаю. Ничего такого не замечал. Вроде парень, как парень. Летал хорошо, в бою не подводил, сбитых больше всех в дивизии. Достоверно. У нас скорее занизят, чем запишут лишнего.

- А отношения с товарищами?

- Да нормальные. Дружить особо ни с кем не дружил, но нелюдимом, вроде, тоже не был... Да! К выпивке был равнодушен. Можно сказать, - совсем не пил. В компании нальет себе, да и сидит весь вечер с одной той выпивкой. А бывало, - и крепко выпивал, только редко.

- И это все, что вы можете рассказать о человеке, с которым воевали без малого год?

- Да вроде... Самому сейчас странно, - а нечего сказать. И ведь не был незаметным. Спортсмен хороший, летчик отличный, рассказчик... ну, - было, что рассказать.

- А в свободное время чем занимался?

- Да тоже вроде как все. Письма домой писал.

- И много?

- Вроде, - обыкновенно.

- А вы знаете, ЧТО было в тех письмах?

- Ну, я, все-таки, не цензура. Не принято у нас друг другу в душу лезть-то.

- Не принято у них... Под самым носом проморгали врага. Да не какого-нибудь там, а настоящего, матерого вражину. Такая потеря политической бдительности..."

" В качестве характеристики И. А. Рыбникова, как летчика-истребителя могу сообщить следующее.

Обладает незаурядным пилотажным мастерством и всеми свойствами воздушного снайпера при выполнении зачетных стрельб и в ходе воздушного боя.

Превосходный тактик, но при этом в некоторых случаях проявлял чрезмерное, доходящее до нерациональности упорство в ходе выполнения боевой задачи.

Отличался особым стремлением к освоению новейшей техники, в чем продемонстрировал большие способности. Вызывался в таких случаях в числе первых, и, действительно, осваивал ее в кратчайшие сроки.

Показал вполне удовлетворительные результаты в обучении молодых летчиков из пополнения, они достаточно быстро становятся полноценными воздушными бойцами и гибнут в первый месяц, в общем, реже, чем в среднем по полку. В эскадрильи под его командованием обращает на себя внимание чрезвычайно низкий уровень небоевых потерь.

Из особенностей можно отметить склонность к пилотажу на критических режимах, не переходящую, впрочем, в воздушное хулиганство. Еще обращала на себя внимание его склонность впадать в излишний азарт при ведении учебных воздушных боев, за что И.А. Рыбников неоднократно получал устные замечания.

Также..."

"- А! Вспомнил. Кольщиком он был.

- Секундочку... И что это значит?

- Ну как... наколки. Татуировки, в общем. Знаете, мода у блатных?

- Предположим. Так это что, вы считаете, он был из блатных?

- Не похоже. Я сам с Лиговки, так что их брата повидал немало. Да и картинки у него совсем другие.

- Объясните.

- Ну, во-первых, они у него были цветные. Да не в три, не в четыре краски, а как бы ни в двадцать. А еще, ну, не знаю, как сказать... они красивые были. Прям как художник, ей-богу!

- То есть, вы хотите сказать, сделаны на высоком профессиональном и художественном уровне? Мне в протокол писать!

- Во-во. Пишите. Мне так сроду не сказать, а так, - да, правильно.

- И много у него было, так сказать, - клиентов?

- Ну, не то, чтобы много, - но бывали. Дурь мальчишеская, сами понимаете...

- А сюжеты не припомните?

- Чего?

- Ну, про что картинки-то заказывали?

- Про разное. Имена женские, "Смерть фашистским оккупантам!", самолеты, портрет товарища Сталина, и это, в общем...

- Говорите, не стесняйтесь.

- Извиняюсь, - женщин голых. Только нечасто, потому что он их не умел. Не таких делал, как они хотели. По-чудному нарисованных, не по-нашему.