Александр Шуваев - Гном. Трилогия

А совместными усилиями госторговля с рынком подстроили партии, правительству и советской власти ловушку, которой те вовсе не ожидали.

Это мужчины ходят за покупками. Женщины ходят на базар. В сопровождении мужчин, когда предполагается закупка картошки на зиму, капусты и огурцов под засолку, или в одиночку в остальных случаях, чтобы не мешались. Воскресным утром по холодку. Но уже и в эти ранние часы приближение базара давало о себе знать издалека. Чуть ли ни за два квартала от довольно скромного участка земли за изгородью, с надписью над входом "Колхозный рынок". Куда там. В этом году, в этих краях, да еще в августе месяце он и близко не был способен вместить всех желающих. Прямо на тротуарах, на обочинах дороги, в близлежащих дворах, за гостеприимно распахнутыми или осторожно, с намеком приоткрытыми воротами частных подворий высились горы белой, желтоватой, розовой картошки, золотистого, синего, красного лука. Пирамиды помидоров всех цветов и размеров, от "сливки" размером поменьше куриного яйца и до огромных, чуть ни в два кулака, красно-розовых, от спелости готовых лопнуть, обнажив зернистую мякоть неописуемого вкуса и с головокружительным запахом. Отвалы бесстыдно-зеленых, пупырчатых огурчиков. И самая малость, - горками по три - по пять штучек, - малосольных. Арбузы из Астрахани, терриконами повыше человеческого роста, хотя до главной арбузной поры оставалось еще недели две-три. Дыни из Средней Азии в жару источали такой аромат, что свербело в носу, а во рту сама собой начинала скапливаться слюна. Уже здесь - связки остро пахнущей вяленой рыбы, местной, из Дона, и привозной, с Волги, но пока - в сторонке, пока - скромно, понемногу, пообок от основного товара, не как главное. Только в качестве слабого намека на неописуемое богатство рыбных рядов самого базара. Бабушки с яблочками ранних сортов, связками зеленого лука и пучками петрушки с укропом. Ох, уж этот укроп с его запахом. Этакая мелочь, - а умеет создать нужный настрой.

Но тут продавались товар простой и бесхитростный, тяжеловесный и подвохов не содержащий. Вещи более серьезные, за которыми глаз да глаз, полагалось продавать на самом рынке. Если получится. В этом году, решив прекратить борьбу со стихийными явлениями природы, власти пошли на то, чтобы развернуть несколько торговых рядов перед воротами, на базарной площади. Еще примерно в два раза больше организовались сами.

Пахучее подсолнечное масло артельной выделки или вовсе самогонное, от светло-желтого, до почти коричневого. Мед, только откачали, прямо с пасеки, или вовсе в сотах, на любителя, и тут разнообразие цветов и еще больше от почти белого, с акации, и до почти черного, но больше всего липового, с самым летним запахом на свете.

Молочный ряд манил желтым творогом, сметаной такой густоты, что стояла ложка, ядрышками свежесбитого, все в капельках сыворотки, сливочного масла, просто молока утренней дойки. И еще в этом году было кое-что новенькое: впервые на базаре появились сыры, причем довольно много сортов. Местные и с Кавказа. Всякие. Это... даже смущало, потому как сыр был как-то не базарным продуктом. Его и так-то не было привычки есть.

Исходно предполагалось купить немного говяжьей грудиночки, побаловать мужа щами из молоденькой, - аж жалко ее, - капусты, но путь к мясным рядам лежал мимо прилавков с копченостями. Бесконечное, даже избыточное разнообразие форм, цветов, звуков и, главное, запахов вызывало что-то вроде легкого опьянения, как от стакана молодого вина, лицо раскраснелось, участилось дыхание и сердце забилось веселей. Молодая хозяйка инстинктивно сжала в руке кошелечек, - муж подарил на день рождения, - чтобы тот каким-нибудь образом не вырвался из рук и не кинулся в распыл, взятые, казалось бы, с запасом деньги виделись теперь настолько ничтожными, настолько несоразмерными с окружающим изобилием, что, казалось, могли не то, что растаять, а прямо-таки испариться сами собой.

Хотя, с другой стороны, будь денег побольше, она просто не доволокла бы поклажу до дому. Кошелки и без того порядочно отмотали руки, напоминая, что пора домой. Не ближний свет, между прочим, шесть остановок на автобусе, но это была не та трудность, что напрягает или вызывает раздражение.

Дома, в двухкомнатной квартире на четвертом этаже новенькой шестиэтажки, - с настоящим лифтом! - она бесстыже завалилась тугим боком на покрывало застеленной кровати, прямо в чем была, с ногами, только босоножки сбросила. Ноги порядочно-таки гудели, но о настоящей усталости речи, понятно, не шло: это так, на пятнадцать минут, не больше. От всей души, можно сказать, - всем нутром, - удовлетворенно вздохнула. Видимо, в этом "ух-х-х!" что-то такое содержалось, потому что Олег, - это муж, - пришел поглядеть, в чем дело и все, что надо, увидел. Жена ему в этот момент показалась такой крепкой, такой свежей, такой пахучей... Да что там: такой необыкновенно желанной, еще больше, чем четыре года тому назад, в невестах, когда только начали встречаться. Куда там. Сейчас она вся прямо-таки светилась, а глаза стали какими-то темными. Смотрит, и молчит.

Вот именно. Димку на часик сплавили к соседке, чтобы поигрался с ее Маринкой. В те времена между соседями было принято выручать друг друга в подобных случаях.

Женщины стали лучшим, самым точным индикатором происходящих в обществе тектонических сдвигов. О том, каким именно способом они отвечают на явление даже мало-мальского достатка после эпохи нищеты, ужаса и бедствий, власти, состоящие из мужчин, в своем мужском идиотизме как-то позабыли, не подумали во-время. А они, вернувшись с роскошного рынка в отдельные комнаты, - а то и квартиры! - льнули к мужьям. К родным, живым, теплым, которым больше не угрожает фронт и безвременная смерть, потому что - защитили уже. Кто и хотел бы напасть, сидят и не вякают, довольные уже тем, что их-то пока, - пока! - не трогают вернувшиеся с фронта домой Победители. Поэтому в один прекрасный момент вдруг выяснилось, что чуть ли ни половина женщин мало-мальски подходящего возраста ходят беременные, причем, по большей части, с самыми решительными намерениями. Такой вот удар в спину, и от кого? От тех, кого привыкли считать надежнейшим тылом. Боевыми, так сказать, подругами. Да они и были, и тем, и другим были, но не только и даже не в первую очередь. А вот об этом заигравшиеся в войнушку мужики как-то забыли. Страна вступила в пятилетие, впоследствии получившее неофициальное, но очень точно выражающее суть название: Бабий Бунт. "Бабьим" он назван по той причине, что осуществлялся способом, доступным исключительно прекрасному полу.

Сильнее всего, с полным размахом, феномен проявился в наиболее пострадавших от войны и теперь вот восстановленных районах: Украине, Белоруссии, западе Нечерноземья, на Кубани и Черноземье средней полосы РСФСР. Тут явление приобрело характер не то, что массовой моды, а прямо-таки поветрия. Беременели и рожали не только законные жены, в процесс включились, хоть и в меньшей степени, военные вдовы, оставшиеся бездетными, и те, кто замужем никогда не был, потому что женихи их почти поголовно полегли в сорок первом - сорок втором. Они, понятно, ограничивались одним, а вот на замужних какие-нибудь ограничения влияли очень мало. За первым следом же заводили второго, а потом третьего. За неполные семь лет с сорок девятого по пятьдесят шестой в стране родилось семьдесят четыре миллиона новых граждан. Этакая "война навыворот", но с сопоставимыми потерями рабочих рук в народном хозяйстве и, к тому же, потребовавшая вполне сопоставимых ресурсов.