Колин Кэмпбелл - Полезная еда

Профессиональные общества борются за существование (а также текущее и будущее финансирование), вставая на сторону пищевых и лекарственных компаний и их интересов, и по возможности избегают любого упоминания о пользе ЦРД для здоровья. Будучи членом нескольких профессиональных обществ, могу заверить вас, что они практически никогда не принимают результатов, подтверждающих пользу такой диеты. Это относится и к обществам, членом которых я долго был.

Разрушительные результаты

«Может быть, в этом нет ничего плохого?» — подумаете вы. В конце концов, организация имеет право публиковать, продвигать и оплачивать любую бессмыслицу, какая ей нравится, — точно так же, как вы или я. Обучать специалистов по питанию и влиять на научных работников — не то же, что указывать, какую пищу нам есть (многие ли из нас ходят к диетологу?). Кажется, можно не обращать внимания на эти общества. Проблема в том, что, поскольку они имеют силу благодаря деньгам индустрии и обладают полугосударственным статусом, дающим право определять, кому можно изучать питание и преподавать, а кого впору подвергнуть остракизму или даже наказать за инакомыслие, их влияние на государственную политику, медицину и общественное мнение непропорционально финансовому весу. Я знаю кое-что об этом неспортивном поведении благодаря и их расследованию моей профессиональной деятельности и представлению интересов ASN и связанных с ней обществ во время принятия бюджета Конгрессом США.

Во-первых, они эксплуатируют репутацию и высокую миссию борьбы с болезнями. Противостоять им — значит перейти на сторону врага: заболеваний, угрожающих нам и нашим близким. Любой, кто пытался объяснить страдающей от рака груди соседке, почему он не жертвует деньги на розовую ленту[27], пеший марафон, гонку, распродажу выпечки, домашний прием, читательский кружок или деловой обед, чтобы приблизить появление «лекарства», знает, какая отчужденность может за этим последовать. Как мы видели, большинство людей, страда­ющих от болезней, и их близкие цепляются за веру в медицину. Пройдя хирургию, различные лекарства, лучевую и химиотерапию, которые улучшили их состояние и отсрочили исход, они могут стать активными сторонниками текущей медицинской практики и апостолами «скорого исцеления». Корпорации, такие как AstraZeneca и Merck, не могут управлять этой страстью и желанием действовать непосредственно, однако с помощью некоммерческих организаций превращают энергию желающих добра людей в цифры квартальных отчетов.

Некоммерческие организации претендуют на статус дара небес, и только немногие политики, журналисты и предприниматели имеют знания, стимул и характер, чтобы усомниться в этих «верительных грамотах». Когда ACS издает пресс-релиз, даже самые уважаемые журналисты забывают о беспристрастности и становятся похожими на спортивных комментаторов в местной газете, открыто болеющих за родную команду. «Слава ACS и ее успехам в войне с раком!» — вторят NewsHour и остальные СМИ с нотками благоговейного обожания.

Защитники прав пациентов и профессиональные общества также создали видимость непредвзятости. По их словам, они беспокоятся только о здоровье человека: стереть с лица земли заболевание, обучить специалистов лучше оказывать помощь. Из-за мнимого отсутствия коммерческих целей мы доверяем их руководствам и научным оценкам. Когда AstraZeneca рассказывает нам, что тамоксифен — безопасное и эффективное лекарство от рака молочной железы, мы знаем, что это реклама в интересах компании (не важно, правдивая или нет). Но когда то же говорит ACS, мы принимаем это как истину.

Возможно, самое серьезное последствие сговора некоммерческих организаций с промышленностью в том, что «нимб» этих мнимых святых освещает корпорации, интересы которых они продвигают. Продажи и маркетинг промышленности одеты в мантии благотворительности и добродетели, и, разумеется, большинство американцев не понимает, что мусор, который они подсовывают под видом пищи, — на самом деле самый важный вклад в наш кризис здравоохранения, а мусор, который преподносят как лекарства, — отличная гарантия, что мы будем продолжать тратиться и на продукты, и на таблетки.

Отказ от личной ответственности

Итог этого незаметного влияния промышленности на организации, которые якобы нам помогают, — полный отказ людей от ответственности за собственное здоровье. Тут нет их вины. Некоммерческие организации промывают мозги, чтобы мы поверили, что мало на что влияем, и остается только жертвовать, маршировать, бегать и носить розовые или желтые ленточки. Тот факт, что большинство из нас может практически исключить риск ранней смерти от рака, заболеваний сердца, инсульта, диабета первого типа и десятков других заболеваний, активно отрицают те же общества, которые вроде бы хотят покончить с этими болезнями. Мне становится дурно, когда я вижу, как огромные суммы и силы волонтеров тратятся не на диетологию, а на редукционистские цели, которые можно запатентовать и продать. И самое страшное несчастье — то, что желающие добра люди, поддерживающие эти общества, искренне верят, будто проводят социально ответственную и конструктивную работу в память о родных и близких, погибших от этих заболеваний.

Вот пример, который попался мне на глаза, когда я заканчивал работу над рукописью этой книги. 3 октября 2012 года в своем блоге на сайте ACS доктор Леонард Лихтенфельд, заместитель главного медицинского специалиста Национального бюро ACS, опубликовал заметку под заголовком «Во время Месячника борьбы с раком надо не только праздновать успехи, но и помнить о границах наших возможностей»20. Она хорошо написана и берет за душу: врач глубоко сопереживает женщинам, которым медицина не смогла помочь, несмотря на последние достижения в области скрининга. Лихтенфельд пишет:

Я понимаю гнев женщин, тяжело больных раком молочной железы, говорящих: «А как же я?» Среди них есть те, кто все делал «правильно» для раннего выявления и лечения... Они молятся о прорыве, о появлении лекарства и спрашивают, понимают ли их те, кому не поставлен страшный диагноз, и те, у кого заболевание еще не зашло далеко.

Это волнующие, утешающие, сострадательные слова. И тем не менее они не дают надежды. Больные раком молочной железы, говорит он, молятся о прорыве. Молятся об исцелении. Потому что спасение — в руках тех, кто создает новые лекарства, изобретает новые аппараты для лучевой терапии, прокладывает путь новым хирургическим методам и находит новые способы манипулировать генами. Даже когда от имени медицины он выражает смирение и раскаяние за то, что «предлагает больше, чем имеет» и «обещает много, но не всегда дает достаточно», он преподносит редукционистское лечение как единственную надежду этих женщин. Ни слова о профилактике. О расширении возможностей. О том, что простые изменения в диете могут остановить развитие рака.