Борис Батыршин - Коптский крест. Дилогия

Кстати - я тут работаю генератором идей. А на самом деле все просто - припоминаю кадры из "Безумного Макса и подобных ему шедевров постапокалипсиса. Ну и из кое-каких исторических книжек, а как же. Поглядев на рулоны сетки и катушки с колючей проволокой, я предложил герру Вентцелю заколотить в верхний ряд шпал костыли и протянуть по ним несколько рядов колючки. Если наш бронепоезд застрянет и арабы пойдут на приступ, проволока, доставит им несколько веселых минут. Герр инженер как- то странно на меня посмотрел - но идею принял.

Уже начало светать; я сел на штабель шпал - и понял, что подняться не смогу. Отца я не видел уже часа четыре - он вместе с местным боссом, Штайнмайером и турецкими офицерами разрабатывал план прорыва. Нам предстояло миновать всего километра три, может, чуть больше: расстояние, отделяющее немецкий "технопарк" от порта Басры. В порту было пока спокойно - его защищала турецкая рота и около сотни матросов, наскоро собранных с разных пароходов. Три километра - сущий пустяк. В иное время, даже по ухабистым, кривым улочкам арабского города, можно было дойти меньше чем за час. Но теперь на этих трех километрах уже пять дней как разгорался - и наконец, заполыхал в полную силу, - настоящий, полноценный мятеж.

Классик когда-то сказал, что русский бунт бессмысленен и беспощаден. Арабский же бунт - бестолков и бессмысленно жесток. Я бы еще добавил - "труслив", но когда речь идет о толпах опьяневших от крови дикарей с ножиками и саблями времен предпоследнего крестового похода, это слово как- то не ложится на язык. Хотя - это чистая правда; получив уверенный отпор, арабы ВСЕГДА обращаются в бегство. Исключение возможно лишь в одном случае - если сзади их подпирает толпа точно таких же тупых уродов, которые еще не поняли, что пора линять. И у нас, увы, как раз такой случай.

Глава восьмая

- Ну вот. Осталось все это переписать набело, подшить - и передать в Научный комитет.

- Да, труд серьезный, - Корф пролистал пачку страниц. - И когда это ты успел?

- По ночам. - усмехнулся лейтенант. - Ты не представляешь, Модест, сколько в сутках может оказаться времени, если оставить скверную привычку спать.

- Никогда тебя не понимал, Серж... - покачал головой барон. - Для меня любая писанина - нож острый; а уж отгрохать такой труд меня и под угрозой петли не заставить. Хоть барышню себе на дом вызвал бы - стенографировать. Хотя да, понимаю, Ольга не одобрит. Пошутил, прости...

- Шуточки у вас... барон. - буркнул Никонов. - Все- то вам гусарствовать, не мальчик уже, вроде...

- Что ж я, по твоему, старик? - обиделся Корф. - Мне всего- то 40! Вот мой дядюшка, Модест Апполинариевич, в честь которого меня, между прочим и назвали...

Лейтенант вздохнул. Если барон начинал хвастать подвигами дядюшки - пиши пропало, это надолго. Никонов демонстративно открыл бювар и углубился в созерцание чертежа минного защитника образца МЗ-26. То, что чертеж был перевернут вверх ногами, роли не играло - и в таком виде он был куда увлекательнее рассказа барона, который Никонов слышал уже раз десять, никак того не меньше...

- ...и тогда этот колбасник выскакивает в окно и шлепается прямо в куст герани! - закончил барон. - А дядя кричит вслед: "Простите, милостивый государь, куда переслать ваши кальсоны?"

- В прошлый раз был розовый куст, - заметил лейтенант. - По моему - куда пикантнее!

- Розовый? Быть не может! - возмутился Корф. - И вообще, я был уверен, что ты с головой ушел в свои бумажки и не слушаешь!

- Слушаю, барон, куда я денусь, - вздохнул Никонов. - Вас попробуй, не услышь...

Голос барона, наработанный годами практики в манеже и на плацу, заставлял вспомнить об иерихонских трубах - извозчичьи лошади, услышав иной его возглас, приседали в испуге на зады..

- А раз слышишь - послушай вот еще что. Дело было в Кологриве, дядя тогда служил в Новомиргородском уланском. И был у него денщик, Иван - дубина редкая, но старательный. А дядя уже тогда был известным проказником по женской части - и нижних чинов к тому поощрял. Так вот, говорит он как- то денщику: "Вот тебе, Иван, рубль. Сходи в город, найди себе бабу, только смотри, чтобы здоровая была".

Возвращается денщик на следующее утро. Дядя у него спрашивает: "Ну что, нашел себе бабу, здоровая была?" - Так точно, ваше высокоблагородие, еле рубль отнял".

И барон довольно захохотал. Никонов с укором посмотрел на товарища, и тут же в дверь постучали:

- Сергей, Лексеич, к вам мадмуазель Ольга. И этот, как его... нехристь. Из соседушек, вот послал Господь счастья-то...

Никонов усмехнулся. Еврейская община арендовала на Спасоглинищевском двухэтажный дом, в котором располагалась молельня и Александровское ремесленное училище*. Упрямая Феодора, прислуга Выбеговых упорно считала Якова за слушателя этого заведения.

- Простите, барон, в другой раз, - обрадованный лейтенант бросился к парадной двери.

- Ну вот, опять досказать не дал... - расстроился барон. - А то еще была презанятная история ...

##* С 1906 года и по наши дни в этом здании располагается московская хоральная синагога

Ольга впорхнула в гостиную - радостная, улыбающаяся, светящаяся изнутри. Впрочем, увидев барона, она тут же поджала губы, принимая неприступный вид; девушка никак не могла простить Корфу тона, которым он говорил с ней во время недавних событий на Воробьевых. Корф, истинный конногвардеец, в ответ на символический реверанс, сухо щелкнул каблуками. Никонов, вошедший вслед за ней, отметил - гостья из будущего, хоть и медленно, но перенимает манеры.

Вслед за ним в комнату просочился Яша. Он был навьючен клетчатым "баулом челнока", укутанным в рогожу.

- Куда ставить, барышня? - отдувался Яков. - Тяжелый... -

- Что это у вас? - поинтересовался Корф. - Мадемуазель решила сменить квартиру? -

- Барон, опять вы... - поморщился Никонов, но барон и сам понял, что переборщил - сделал полшага назад, примирительно выставив перед собой ладони.

Но Ольга уже завелась.

- Хотите узнать, дорогой барон? Это очень просто устроить! Яков, отнеси пока в прихожую....

И, подхватив свою сумочку, исчезла в кабинете. Никонов, сунулся, было, вслед - но дверь захлопнулась у него перед носом.

В гостиной повисло неловкое молчание. Яша, искоса глянув на захлопнутую дверь, поволок сумку обратно. Никонов молча страдал. Барон не понимал ровным счетом ничего.

- Серж, мон ами... я все понимаю но, скажи на милость, что затеяла твоя пассия? Может, лучше мне уйти, пока она что-нибудь не учинила?

Никонов пожал плечами.

- Да нет, зачем? Я не хотел говорить тебе, но ... у Ольги возникла странная фантазия. Она, видишь ли, задумала заняться коммерцией.

- Барышня? Коммерцией? Очаровательная Ольга решила пойти в лавочницы? И ты ей позволишь, Серж?

- Хотел бы я посмотреть, на того, кто попробует ей что-то НЕ позволить, - невесело усмехнулся лейтенант. - Впрочем, Модест, не так все плохо. Мадмуазель Ольга намерена поставлять в модные лавочки.....м- м- м.... изящный товар из своего времени.