С.В. Думин - Другая Русь (Великое княжество Литовское и Русское)

В Москве правнук Витовта Иван III гордо объявляет своим наследием Полоцк, Витебск, Смоленск и «всю Русь» — все достояние Рюриковичей. Казалось, замыслы

Москвы вот-вот осуществятся. Но вдруг ее натиск словно натыкается на невидимую стену. Во время Ливонской войны Иван IV на короткий срок занимает Полоцк, но удержать его не может. В середине XVII в., после присоединения к России Украины, царские войска за­нимают всю территорию Великого княжества (с 1569 г. входившего в состав Речи Посполитой «обоих народов», сохраняя все атрибуты собственной государственности), гарнизон Алексея Михайловича стоит в Вильно. Если верить работам историков 50-х годов XX в., написанным к юбилею этих событий, местное население поголовно поднялось на борьбу против «панов» и радовалось перспективе воссоединения. Но вдруг все меняется словно по мановению волшебной палочки: шляхта, недавно присягнувшая царю, берется за оружие, восстают против царских гарнизонов белорусские горожане. В конечном итоге по миру с Речью Посполитой Московское го­сударство получает здесь только Смоленское воеводство (т. е. земли, завоеванные у нее же полувеком раньше), и государственная территория Великого княжества Ли­товского вплоть до 70-х годов XVIII в., т. е. до разделов Речи Посполитой, сохраняется в границах, сложившихся в XVI в.

Многие поколения историков убедительно доказыва­ли существование в Белоруссии и на Украине стремления к воссоединению с Россией. В научный оборот введено множество документов, несомненно подтверждающих та­кую ориентацию в конце XVI—XVII вв. определенных кругов восточнославянского населения Великого княже­ства,— церковные сочинения, послания священнослужи­телей, горожан, казаков и других групп населения к мо­сковским государям. Однако еще Б. Н. Флоря, специаль­но изучавший этот вопрос, в 70-х годах XX в. в конце концов констатировал, что «в XVI в. объединительная политика Русского государства не встретила сильной поддержки со стороны населения Украины и Белорус­сии». Их точку зрения отражали местные летописи, дру­гие литературные сочинения, в том числе панегирик кня­зю Константину Острожскому, представителю рода, много сделавшего для защиты православия, развития славянской культуры в Литве. Острожского и его воинов, одержавших в 1514 г. победу над московскими войсками под Оршей, автор этого сочинения сравнивает с героями античной и библейской истории, прославляет своего госу­даря — «Великославного» Сигизмунда Казимировича, победившего «недруга своего Василия Московского», и провозглашает «гетману его, вдатному князю Констан­тину Ивановичу Острожскому, дай боже здоровье и щастье вперед лепшее; как ныне побил силу великую мо­сковскую, абы так побивал силную рать татарскую». Слова эти написаны не по-латыни, не по-польски: они принадлежат «русину», видевшему в Великом княжестве Литовском и Русском свое государство, а в Московском Великом княжестве — противника, столь же опасного, как хищные крымские мурзы.

Сохраняя традиции Киевской Руси, сознание исто­рической общности (оно присутствует в трудах многих публицистов XVI—XVII вв.), летописцы, политики Мо­сквы и Великого княжества проецировали в современ­ность образы прошлого, нередко забывая о реальных различиях в развитии земель, входивших в состав этих государств.

Киевская Русь — держава, названная Марксом «им­перией Рюриковичей», повторила судьбу империи Карла Великого, распавшейся на несколько независимых ко­ролевств. На обломках Киевской Руси также возникли два государства, сохранявшие традиции древнерусской культуры, восточнославянской в своей основе (хотя и во­бравшей в себя элементы культуры неславянских наро­дов — финских и тюркских племен на севере и востоке, балтов — на северо-западе).

История Великого княжества интересна для историка России, в частности, как альтернативный вариант раз­вития ее государственного строя у восточных славян в период феодализма. Мы уже не раз говорили, что и Московская, и Литовско-Русская державы сложились на преимущественно восточнославянской основе, на госу­дарственной территории Киевской Руси, хотя включали также земли, древнерусскому государству ранее не при­надлежавшие. Даже В. Т. Пашуто, отрицающий преемст­венность Великого княжества Литовского по отношению к древнерусской государственности, констатирует харак­терный для него «синтез раннефеодальных институтов незавершенного феодализма коренной Литвы с более раз­витыми институтами феодально-раздробленного строя подчиненных ей нелитовских земель». Мы уже говорили и о том, что в общественном строе, в судебных делах западнорусских земель следы древнерусской традиции проявлялись нередко отчетливее и ярче, чем во Влади­мирской Руси. В развитии обеих держав можно отметить некоторые черты сходства, даже прямого заимствования (так, русские законодательные памятники XVI—XVII вв. использовали Литовские статуты — юридические своды, вобравшие, в свою очередь, элементы русского обычного права, отражавшие нормы «Русской правды», а русское поместное землевладение, возможно, восходит не только к византийской пронии, но и к нормам условного землевладения, характерного для Литвы в XV в.). Уже упоминалось, что почти одновременно (в конце XVI в.) завершается в них закрепощение крестьян...

Но различия в политическом строе, а затем и религи­озные различия все больше «разводят» эти государства. Различия эти проявляются уже в период образования Литовско-Русской и Московской монархий. Московские князья, особенно со времен Ивана III, активно разруша­ют сложившиеся раньше структуры уделов, «выводят» из них местных феодалов, ликвидируют (как это было в Нов­городе и Пскове) городские свободы. Правительство Ве­ликого княжества Литовского и Русского идет совсем по другому пути. Сложившись как федерация в результате компромисса между местными феодалами и литовской династией, Великое княжество предлагает своим новым подданным гарантию сохранения «старины», т. е. пре­жних форм собственности, местного уклада, политичес­ких прав населения (разумеется, при условии признания своей верховной власти и участия в общегосударственных делах, прежде всего военных походах). Уже упоминав­шийся привилей 1447 г., пожалованный всему боярству княжества, предоставил боярам право вотчинного суда, лишив государя права вмешиваться во взаимоотношения феодалов с их подданными.

Напротив, в Московской Руси государство стремится ограничить судебные права феодалов, укрепляя тем са­мым их зависимость от своей власти. В Великом княжест­ве Литовском и Русском на протяжении XVI в. ослабе­вала зависимость феодалов от государя в земельных делах. В России, как известно, именно в тот период активно развивалось уже упоминавшееся поместное зем­левладение, укреплявшее связь феодала с сюзереном. В Великом княжестве расширяются и права горожан. Развитие городского самоуправления по образцу типич­ного для Европы магдебургского права при всем несовер­шенстве этой системы способствовало созданию самоуп­равляющихся городских общин, способных защищать со­словные права горожан в столкновениях с королевскими чиновниками и отдельными феодалами. В строе Вели­кого княжества, первоначально очень «традиционном» и даже консервативном, все более отчетливо заметно влияние «общеевропейских», прежде всего польских, об­разцов. Его строй в конце XIV— первой половине XVI в. трансформируется от почти неограниченной монархии к шляхетской демократии, обеспечивающей, впрочем, эффективное и сильное сословное представительство фак­тически лишь феодалам (участие в сеймах XVI—XVIII вв. городов ограничивалось присутствием депутатов столи­цы, имевших лишь совещательный голос). Слабость го­сударственной власти, ограниченной сеймом, станет при­чиной многих неудач Речи Посполитой «обоих народов», возникшей в 1569 г. в результате подписанного в Лю­блине соглашения о вечной унии Польши и Великого княжества. Вряд ли стоит идеализировать строй шля­хетской демократии, но, с другой стороны, нет нужды уже на начальном этапе ее развития усматривать в ней зло и видеть в самодержавии, абсолютизме единственный вариант развития, способный сохранить мощь и силу государства.