Том Уикер - На арене со львами

— Что думал Данн, никакого значения не имеет. Я знала, что Хант представляет собой на самом деле. У меня было время его узнать.

Морган вскочил. Ему хотелось пнуть кофейный столик, поднять за ножки кровать и поставить торчком. Он схватил Кэти за плечо и повернул к себе.

— А потому ты внушила ему, что он и правда такой, каким его считала ты. Оставила его при мысли, что и Данн так считает. Убедила, что он хотел продаться, по и этого не сумел.

— Убери руку,— сказала Кэти, жестко глядя на него. Морган снял руку с ее плеча, по не отодвинулся.— Мне ни в чем не пришлось убеждать Ханта. Задолго до моего разговора с Данном Хант посреди ночи явился ко мне сюда, вот в эту самую комнату, и расхныкался. Он был пьян, но в полном сознании — разбудил меня и сказал: «Я решил это сделать, клянусь богом! Я хотел это сделать, хотел, но зеленоглазый сукин сын не дал мне возможности». Я сказала, чтобы он шел к себе и проспался, но он не слушал. Сел ко мне на кровать и все говорил, говорил. Одно и то же, одно и то же — он готов был дать Данну за этих девяносто восемь делегатов все, чего бы Данн ни потребовал. «Я отдал бы ему Большой Каньон,— вот что сказал мне Хант.— Я отдал бы ему тебя, детка, так мне были нужны эти голоса, но сукин сын даже возможности мне не предоставил. Он уже все решил». Хант так и уснул у меня в ногах поперек кровати и проспал до утра. Единственный раз после съезда мы с ним спали в одной кровати.

— Так,— сказал Морган.

Оказывается, до этой минуты он все-таки в глубине души верил, что Андерсон не поступился главным, что все это недоразумение и когда-нибудь истина будет восстановлена.

— А потому, когда Данн мне рассказал, как было дело, для меня это ничего не изменило. Я сама знала, что там произошло, и мнение Данна тут ни при чем.— Вся дрожа, она уперлась ему в грудь крепко сжатыми кулаками.— Я сумела бы. Я убедила бы Данна. Но Хант в самую решительную минуту сплоховал. Вот что на самом деле произошло. А если ты имел в виду, что я ему постоянно про это напоминала, что ж, это правда.

— Но не потому, что он предал себя,— сказал Морган ,— а потому, что он не оправдал твоих надежд.

— Когда-то ты спросил меня, Рич,— в ту ночь, что ты в первый раз был тут со мной,— ты спросил, мечтала ли я когда-нибудь о чем-то прекрасном, мне предначертанном?

— Чистое видение…

— И я ответила: «Да». Ну так вот, мою мечту погубил Хант. Я мечтала о том, чтобы добиться выдвижения его кандидатуры, сделать то, что все объявили невозможным. Взять верх над ними, над ними всеми.

И еще кое-что, подумал Морган. Ты сказала тогда еще кое-что: «В жизни нет ничего чистого».

— Что же ты собиралась сделать? — спросил он.— Если бы взяла верх?

Кэти положила ладони ему на плечи и уткнулась головой в его грудь.

— Об этом я не думала. Я просто хотела победить. А сердце у тебя стучит, словно паровой молот.

— Как всегда, когда ты рядом.

— Значит, ты все-таки не такой уж принципиальный и щепетильный.

А кому это по силам? — подумал Морган, по вслух сказал:

— Я просто старался вспомнить, разрешается ли журналисту спать с сенатором.

— По закону это не запрещается. Я справлялась.

— Даже если я не поеду разговаривать о тебе с твоим чертовым губернатором?

— Я же заранее знала, что ты не поедешь.

— Так зачем просила?

— Подумала, а вдруг сумею тебя уговорить. Просто подумала: а вдруг?

— Ну, а что если губернатор решит выставить на внеочередных выборах собственную кандидатуру?

— Прежде всего надо добиться назначения. Но хочешь, поспорим: если он назначит меня, то уже не пожелает выставлять свою кандидатуру.

— Особенно если его противником будешь ты,— сказал Морган.

— Я люблю тебя, между прочим, и потому,— сказала Кэти,— что ты потрудился узнать меня так хорошо.

Они услышали, как Адам с Бобби поднимаются по лестнице, и отошли друг от друга.

— Это же настоящий кораблестроитель,— сказал Адам с порога.

— Адам мне показал, как надо работать на токарном станке! — взволнованно сообщил Бобби.— Он на этом станке чудеса творит.

— Это Адам умеет,— сказал Морган.— Может, он даже подвезет меня в город.

Бобби стал уговаривать Адама остаться. Кэти, вдруг словно угаснув, устало простилась с ними. Бобби проводил их на крыльцо, сквозь зубы попрощался с Морганом, и они с Адамом пошли через лужайку к машине.

Было темно, в безлунном небе кое-где подмигивали звезды, ветерок, налетевший с луга, шелестел в ветвях деревьев. Морган вдыхал запах земли, живнолости, видел коров, пасшихся на выгоне. Он шел медленно, не торопясь вернуться в мир главного редактора, Энн, Хинмена, Блейки. Вдруг он вспомнил, что его прощанье с Андерсоном еще не завершено.

Машина Адама стояла на обочине шоссе, в нескольких минутах ходьбы от дома. Это был пропыленный старенький «седан» с помятым бампером, с трещиной в ветровом стекле и сломанной левой дверцей, которая не открывалась; на панели управления валялись дорожные карты, бумажные стаканчики, конверты.

— Этот драндулет — моя контора,— сказал Адам.

— Вы думаете ехать сегодня же?

— Если не будет поломки где-нибудь в горах, то к завтраку доберусь до Эшвилла. Завтра надо быть в суде.

— Мне тем более совестно вас просить, но вы не могли бы потратить лишних десять минут и съездить на кладбище?

Лицо Адама в отблесках приборного щитка оставалось непроницаемым.

— Могу, конечно.

Морган объяснил, как проехать через лес; Адам сказал:

— Бобби увел меня, Рич, не только, чтобы показать свою модель. Он рассказал мне про свою мать и про вас. Мальчик все знает и мучается.

Морган начал быстро придумывать правдоподобную ложь, но одернул себя: хватит вилять, сказал он себе.

— Да, я понимаю. Мне очень жаль. Но иногда приходится мучиться, ничего не поделаешь!

Машина въехала в лес.

— Эта женщина отравляет все, к чему ни прикоснется,— сказал Адам.

— Вы ее не знаете. Совсем не знаете.

Адам осторожно пересек ручей, и Морган вспомнил, как когда-то над «джипом» взлетел сноп воды и обрушился холодными брызгами на их головы — его и Андерсона.

— И откровенно говоря, Адам, не обижайтесь, но вы и Ханта знали плохо. Он был прав: вам выпала большая удача. Я тоже однажды пытался сказать вам это. Сказал, что вы знаете, кто вы такой. А Хант знал только, что он — сын Старого Зубра.

Лучи фар высветили деревья на вершине холма, под которым ряды плит с высеченными датами тщились знаменовать прожитые жизни.

— Ну, пусть удача,— сказал Адам.— Попробовали бы сами.

Морган безжалостно продолжал, глядя, как фары озаряют деревья, ограду, арку ворот:

— Хорошо, назовем это силой воли. Вы с рождения были созданы для серьезного дела, как клещи. А может быть, жизнь поставила перед вами столько практических задач и дала в ваше распоряжение столько инструментов, что, позволь вы себе пойти другой дорогой, вы сразу почувствовали бы, что заплутались, живете впустую. Ну, словом, вы знали, что от вас требуется, делали все, что было нужно,— и делали хорошо. Вот такой удачи Ханту Андерсону, по-моему, не досталось. Такой силы воли.