Том Уикер - На арене со львами

— Я не женат. И они согласятся.— Грант говорил серьезно с неколебимой убежденностью.

— Я вот что думал,— сказал Зеб Ванс.— Может, обиняком!

— Извините мое невежество,— сказал Морган,— но о чем собственно, речь?

Они с Грантом сидели по бокам от Зеба Ванса. Грант перегнулся через сенатора, и Морган понял, что перед ним человек, влюбленный в какую-то идею.

— Вам ведь известно, как обстоит дело с перепроизводством,— сказал Грант.— Вы же об этом писали. Семь миллионов фунтов листового табака, скопившиеся на государственных складах, нависают над рынком, словно грозовая туча.

Морган исписал об этих табачных излишках немало страниц. Ученые-растениеводы, устремляясь, как свойственно людям, все вперед и все выше, взяли четыре сорта табака и вывели из них новый сорт «Чэндлер-159», который, казалось, обещал стать в сельском хозяйстве тем же, чем был бы вечный двигатель в промышленности. «Чэндлер-159» не поддавался табачной мозаике и другим заболеваниям, которые нередко вконец разоряют фермеров-табаководов, и даже без орошения и особы. удобрений давал с акра по меньшей мере 150 фунтов, оставляя все другие сорта далеко позади. Когда же его поливали и удобряли, урожай можно было собирать круглый год. Не прошло и пяти лет с тех пор, как его вывели, а он уже захватил около шестидесяти процентов всех площадей, занятых под сигаретными табаками. Казалось, табаководы наконец ухватили за хвост сказочную жар-птицу,но только по злокозненной прихоти судьбы как раз тогда началась паника из-за рака и в ход пошли сигареты с фильтром, что сильно изменило положение. Фильтры требовали более душистых табаков, с более высоким содержанием никотина, а «Чэндлер-159», при всей своей мозаико-устойчивости и урожайности, обладал одним недостатком: он был бледным, довольно безвкусным и неароматным. Фабриканты сигарет с фильтрами от него отказывались наотрез, а иностранные покупатели предпочитали бледные неароматные сорта из Родезии, которые стоили дешевле. Ученые вывели табак, чрезвычайно удобный для выращивания, фермеры выращивали его в огромных количествах, по ни внутри страны, ни за границей его никто не покупал.

— Я даже немного злорадствую, — сказал Морган. — Слишком уж мы привыкли тут у себя во все вмешиваться. Природа нас больше не устраивает.

— Природа? — повторил Зеб Ванс.— Если бы меня только это беспокоило, я мог бы спать спокойно хоть до полудня. Да вот Мэтт считает, что я вконец спятил и начну воевать за то, чтобы у нас в штате этот проклятый сорт больше не сажали. Узнай Миллвуд, что я вообще согласился обсуждать такое, у него бы глаза на лоб полезли.

— Возможно, и у них полезут,— сказал Грант.— Но только вначале. Я убежден, я знаю, это произведет революцию в экономике сельского хозяйства. И будет распространено на все рыночные культуры. Мой проект обязательно примут, сенатор, и нынешний табачный кризис — самое подходящее время для первого его внедрения.

— Весовая пошлина. Ты думаешь, я останусь жив, Следопыт? Это впридачу к рекламным щитам и чертовым японским товарам втридешево?

— Без контроля над производством не обойтись. Без весовой пошлины,— продолжал Грант словно про себя, словно Зеб Бапс его не перебивал. — Ведь развитие агрономии достигло такого уровня, что любой наш фермер способен все больше и больше повышать урожай с акра. Другими словами, нынешняя система контролирования площадей, занятых рыночными культурами, превращается в пустой звук.— На траву слетел голубь, и Грант откинулся на спинку скамьи, словно очнувшись от каких-то видений. — Но конечно, я знаю, что в политическом смысле это не просто.

— Да, уж если я предложу такой законопроект,— Зеб Ванс поднялся со скамьи,— то могу домой не возвращаться. Тут меня никакая рыцарская броня не убережет.

— Я мог бы действовать через палату представителей,— сказал Грант,— но если подкомиссия по табаку не одобрит проект, на том все и кончится.

Зеб Ванс, сенатор от табачного штата, возглавлял эту подкомиссию.

Они пошли по аллее: Зеб Ванс — привычным размашистым шагом, а Морган и Грант — стараясь попадать ему в ногу. По Коннектикут-авеню пролязгал трамвай и скрылся в тоннеле под Дюпон-серкл.

— Я вот что думаю, Мэтт, надо бы погодить,— сказал сенатор.— На тех, кому вскорости предстоит уламывать избирателей перед выборами, ничего такого взваливать не стоит. А уж на меня и подавно. Лучше пусть поваляется пока посеред двора, а мы посмотрим, какие собаки будут задирать на него ножку.

Морган заметил, что эта воображаемая картина не слишком обрадовала Гранта — ведь Зеб Ванс говорил о его любимом детище.

Когда они перешли на тротуар напротив Массачусетс-авеню и прошли мимо чопорного фасада Салгрейвского клуба, Зеб Ванс вдруг захохотал и хлопнул Гранта по плечу.

— Может, нам удастся подсунуть это Оффенбаху. Он ведь некурящий.

Морган пристегнул ремень и отдал пустой стакан рыжей стюардессе. Внутри у него снова все напряглось.

— Ну, опять не курить! — пробурчал кто-то.

«Электра» устремилась вниз сквозь тьму и дождь, как отбившийся от стаи перепуганный гусь. А внизу ничего — только мокрая глина, подумал Морган с хмельной бесшабашностью, только мокрая глина и бесприютная жизнь.

Гласс и Френч вернулись на свои места.

— Пожалуй, времени сбегать и перехватить еще по рюмке у нас не будет,— сказал Гласс.

— Сразу видно, что вы эту авиалинию плохо знаете,— сказал Морган.— Наша колымага проторчит на взлетной полосе добрых полчаса, но в здешнем баре никаких напитков, кроме кофе и кока-колы, не раздобудешь.

Гласс охнул.

— Никак не могу запомнить, что в здешних краях ничего нет — одни баптисты и глушь беспросветная.

Морган почувствовал, что в нем пробуждается неистребимый дух южанина.

— Да еще людишки, которые поют исключительно в нос,— добавил Френч.

Но Морган никогда не бросался защищать Юг. Если ты с Юга, считал он, то Юг живет у тебя в костях, в душе, и там его незачем и не от чего защищать, а если ты не с Юга, то вообще не поймешь, как его надо защищать, потому что ни один южанин этого сам хорошенько не знает. Просто чувствует всеми фибрами — и только.

Морган отвернулся к иссеченному дождевыми каплями окну, к мраку, где по крылу пробегали зловещие красные отблески. Он старался не думать о посадке, но разговаривать с Глассом и Френчем не хотелось, и он заставил себя опять погрузиться в воспоминания, от которых его отвлек сигнал «пристегнуть ремни».

Адольф Хельмут Оффенбах, думал Морган. Сенатор-республиканец от Южной Дакоты. Или от Северной? Но в любом случае Зеба Ванса осенила поистине блестящая мысль: наречь сенатский документ № 1120 «законопроектом Оффенбаха». Грантовские утверждения, что рано или поздно все рыночные культуры будут поставлены под предложенный им контроль, Зе Ванс на время придержал и сосредоточился на табаке, убеди Оффенбаха, который был полным невеждой во всем, что не касалось пшеницы, свиней и стратегического командования военно-воздушными силами, поддержать этот законопроект. Впрочем, Оффенбах, вероятно, разбирался в положении дел все-таки лучше, чем третий член табачной подкомиссии Джозия У. Бингем, еще один южанин, который истово жаждал спасать Соединенные Штаты от чернокожих, а остальной мир — от коммунизма, а потому о табаке, а также об арахисе, плотинах, тек стиле и прочих интересах и нуждах своих избирателей знал ровно столько, сколько успевали вбить ему в голову его помощники перед тем, как ему предстояло голосовать или произносить речь (последнее случалось чаще). Прославился он главным образом тринадцатичасовой обструкционной речью, которую посвятил исключительно конституционным теориям Эдмунда Раффина из Виргинии (позволив себе лишь одно краткое отступление от темы: если, заявил он, какой-нибудь из этих новоявленных советских спутников посмеет осквернить небо над родным штатом оратора, святой долг миролюбивых военно-воздушных сил Соединенных Штатов — немедля его сбить).