Том Уикер - На арене со львами

— А сами-то вы пойдете? — выкрикнул кто-то из-за статуи.

Как Морган узнал впоследствии, у Мэтта там был свой человек, который должен был крикнуть эти слова, но не успел, ого опередил один из присутствующих — действительность превзошла ухищрения искусства.

— Я тоже! — отозвался Андерсон.— Я, может, еще позвоню Старине Гравию, уломаю его пойти с нами.

На следующий день по старой пыльной грунтовой дорого, возглавляемая долговязым Хантом Андерсоном, двинулась колонна из четырнадцати мужчин' — ' мальчишки были в школе,— двух женщин и примерно такого же количества фотографов и репортеров, своевременно предупрежденных Мэттом Грантом, и протопала одиннадцать миль мимо истощенных пашен и сосновых рощ до забытого богом и людьми селения Красные Ключи, где, может быть, и жило немало молодцов О'Нийлов, которые как один за Андерсона, но не видно было ни души и только два полуразрушенных приземистых фермерских дома с сараями чернели в отдалении на фоне зеленой стены леса.

На самом перекрестке торчал дощатый «универсальный» магазин на кирпичных опорах, некогда выкрашенный серебряной краской и весь увешанный жестяными вывесками. В нем хозяйничала одна древняя особа дамского пола в выцветшем ситцевом одеянии, которая ничуть не обрадовалась, а растерялась, когда ее прилавок обступила целая толпа незнакомых мужчин, требовавших пива и лимонада. Позднее андерсоновский выборный комитет открыл через дорогу закусочную, приносившую кое-какие доходы и ей, но сама старуха, хоть принадлежала к числу «молодцов О'Нийлов», так до конца и оставалась сторонницей Гравия Джонсона.

Из первой команды пешеходов, которую вел сам Хант, рекорд Старого Зубра побил только один человек — бывший почтальон, бойкий старичок, косой на один глаз. Морган приковылял последним и был зол, как черт. Вечером пошла вторая команда, составленная из мальчишек школьников, и на этот раз бычков выиграли двое.

Так начались «Андерсоновские хождения за тельцом», как окрестили эту деятельность «Кэпитал таймс» и другие газеты. Участники съезжались со всего штата — сначала их собирал «Андерсоновский комитет», потом они потянулись сами: и ради превосходных бычков, которых раздавал Андерсон, и в целях рекламы, и чтобы получить коммерческую поддержку сторонников Андерсона, и еще, безусловно, потому, что человек вообще любит покрасоваться и показать себя. На третий день одна из новых телевизионных студий штата выслала на место автобус с телеаппаратуры, и это еще больше повысило популярность «хождений за тельцом»: каждый надеялся, что телевидение приедет опять и покажет его, если он будет победителем и получит бычка. Когда же в состязаниях в третий раз принял участие сам Хант Андерсон, его снимала федеральная кинохроника, и он, перекрыв время Старого Зубра на точно рассчитанные тридцать секунд, заявил, что не может, правда, сам себя наградить своим же собственным бычком, зато пошлет цыпленка в подарок Гравию Джонсону (а тот упорно не замечал происходящего).

Да ему, по-видимому, только и оставалось, что помалкивать, размышлял Морган, хотя поплатился он за это дорогой ценой: к концу избирательной кампании «Андерсоновские хождения за тельцом» от Дентона до Красных Ключей занимали видное место в газетах и телепередачах штата. Основную роль здесь сыграла пресса, она ухватилась за модную тему и эксплуатировала ее безо всякого зазрения совести. Избирательная кампания проходила вяло, а тут вдруг ожила память об одной из самых ярких политических фигур штата и появился, следуя дурацкой газетной манере выражаться, «интересный человеческий материал»,— как будто речь идет о товаре, который можно завернуть в бумагу и налепить ярлык. Каждый божий день под горячим весенним небом по пыльной грунтовой дороге проходило в Красные Ключи по две-три группы пешеходов, и каждый божий день на первых полосах газет появлялось изображение Ханта Андерсона, передающего бычка то сияющему школьнику, то безрукому ветерану войны, то пожилому негру, который сообщил обступившим его репортерам, что когда-то убирал двор у Джеймса Т. Джонсона за десять центов в час и в результате этих деловых взаимоотношений намерен теперь голосовать за Ханта Андерсона. Один бычок достался лучшему игроку местной университетской футбольной команды, который все одиннадцать миль пробежал трусцой в спортивном костюме, увлекая за собой целую свиту пыхтящих спортивных комментаторов. Выиграл бычка вице-губернатор штата, а также и командор местного Американского легиона, и Андерсону ничуть не повредило, когда тот объявил, что все равно будет голосовать за «настоящего американца» Гравия Джонсона. Правда, этого прозвища он, конечно, не употребил, но и нужды не было: «Андерсоновские хождения за тельцом» пришили его к Джонсону навечно. (Еще на днях Морган читал в одной газете, что Гравий Джонсон выступил в сенате против порнографии,) А чего этот высокопарный дурак не терпел, так это насмешек.

Прозвище к нему так и пристало, а Хант продолжал раздачу бычков и высмеивал все, что ни подвернется: от джонсоновского прославленного ума и джонсоновских политических хозяев до джонсоновской деловой репутации. Тот дважды на публике терял самообладание и один раз даже, покраснев как рак, убежал с трибуны. Он напыщенно требовал на митингах, чтобы этот тип Андерсон перестал веселить присутствующих и заговорил наконец серьезно. Лидер перешел в оборону; Морган и другие репортеры нутром чувствовали перемены в ходе избирательной кампании. К тому же козыри, которые хозяева Джонсона, наверно, приберегли на конец игры, так и не пробились на первую полосу газет, где полноправно властвовали «Андерсоновские хождения за тельцом», хотя сам Джонсон все чаще рассуждал теперь о раздельном обучении, угрозе для наших женщин и о южном образе жизни. Но все эти расовые вопросы, намеки и выпады, способные растянуть Андерсона, как на дыбе, между его совестью и тактическими соображениями, не производили на публику никакого впечатления.

Таковы были результаты «хождений». Но было и нечто другое, может быть даже более важное, хотя и не поддающееся определению. В предвыборной кампании наступили внезапные перемены. Политика — чувствительный механизм. В один прекрасный день, в одну какую-то неделю кандидат вдруг приобретает силу. Люди, не обращавшие на него внимания, начинают его слушать. Сотрудники, выполнявшие свои обязанности формально, от сих до сих, принимаются работать не за страх, а за совесть. Поступают все новые и новые деньги — слишком поздно для финансирования избирательной кампании, но, все равно, это важный признак успеха для сотрудников, политических приверженцев, для самого кандидата, да и с долгами расплатиться никогда не поздно. Неведомо почему, веселее и много-люднее становятся собрания. Все искрится, речи сами собой складываются остроумней, бойчей наяривают музыканты, организаторы работают один усердней другого — победа совсем близка, вот только надо еще куда-то позвонить по телефону, еще раз задержаться на работе за полночь, еще раз — последний! — проехать по этому округу, устроить митинг в этом городе.