Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 24

___________

Λέγει Ναί. Καὶ ὅτε εἰσῆλϑον εἰς τὴν οἰϰίαν, προέφϑασεν αὐτὸν ὁ Ἰησοῦς λέγων Τί σοι δοϰεῖ, Σίμων; οἱ βασιλεῖς τῆς γῆς ἀπὸ τίνων λαμβάνουσι τέλη, ἢ ϰῆνσον; ἀπὸ τῶν υἱῶν αὐτῶν, ἢ ἀπὸ τῶν ἀλλοτρίων;

Мф. XVII, 25. Он говорит: да. 1И когда вошел он в дом, то Иисус, предупредив его, сказал: как тебе кажется, Симон? цари земные с кого берут пошлины или подати? с сынов ли своих, или с посторонних?

Он сказал: да. И когда Петр вошел в дом, Иисус упредил его и говорит: как ты думаешь, Семен, цари земные с кого берут подати и оброки — с сыновей своих или с чужих?

ПРИМЕЧАНИЕ

1) Трудно сказать, на каком основании это да толкуется так, что учитель платит. Ни по смыслу речи, ни по тому, что следует, не выходит этого обратного смысла. В одном списке латинского перевода стоит utique non.

___________

Λέγει αὐτῷ ὁ Πέτρος Ἀπὸ τῶν ἀλλοτρίων. Ἔφη αὐτῷ ὁ Ἰησοῦς Ἄραγε ἐλεύϑεροί εἰσιν οἱ υἱοί.

Мф. XVII, 26. Петр говорит ему: с посторонних. Иисус сказал ему: итак, сыны свободны. 1

И сказал Петр: с чужих. Сказал ему Иисус: так, стало быть, сыновья свободны.

ПРИМЕЧАНИЕ

1) Ин. VIII, 36: «Если сын освободит вас, то истинно свободны будете». Сыны Бога, те, которые в царстве Бога, в воле Бога, не могут быть никому ничем обязаны, они свободны от всего. И как царь освобождает своих детей от всех своих сборщиков податей, так и Бог освобождает своих сыновей от всякой зависимости, кроме сыновности ему.

___________

Ἵνα δὲ μὴ σϰανδαλίσωμεν αὐτούς, πορευϑεὶς εἰς τὴν ϑάλασσαν, βάλε ἄγϰιστρον, ϰαὶ τὸν ἀναβάντα πρῶτον ἰχϑὺν ἆρον· ϰαὶ ἀνοίξας τὸ στόμα αὐτοῦ, εὑρήσεις στατῆρα· ἐϰεῖνον λαβὼν δὸς αὐτοῖς ἀντὶ ἐμοῦ ϰαὶ σοῦ.

Мф. XVII, 27. Но чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду, и первую рыбу, которая попадется, возьми; и, открыв у ней рот, 1найдешь статир; возьми его и отдай им за меня и за себя.

Но, чтобы не ввести их в грех, поди, закинь снасть, и первую рыбу, которая попадется тебе, возьми; и выручи статир и отдай его за себя и за меня.

ПРИМЕЧАНИЕ

1) Слова: ἀνοίςας τὸ στόμα αὐτοῦ, как сомнительные, я выпускаю. Ἀνοίγω τὸ στόμα всегда значит: говорить, кричать.

Весь этот 27 стих, очевидно, подвергся разным изменениям и насилованиям, подгибавшим его под смысл чуда, но, несмотря на то, он и до сих пор удержал первоначальный смысл и может быть переведен преточно: поди, закинь снасть и первую попавшуюся рыбу (в смысле многих рыб) возьми, и, открыв рот, т. е. вызывая покупщиков, там найдешь статир и дай его за себя и за меня.

Вот что говорит Рейс (Нов. Зав., т. I, стр. 417):

Во время Иисуса Христа было правилом, чтобы каждый израильтянин, в возрасте двадцати лет и старше, ежегодно платил в иерусалимский храм подать на издержки по богослужению. Обычай этот, по своему началу, восходил к глубокой древности, хотя и нельзя сказать, в какое именно время он принял свою окончательную форму. Сумма, какую надо было платить, равнялась двух драхмам с человека, или около 70 копеек. По рассказу, как он передается здесь, надо предположить, что сборщики встретили Петра на улице и что слова, с какими они обратились к нему, были в некотором роде приглашением к уплате, ибо нет никакого основания думать, чтобы Иисус ранее отказался им уплатить налог. Остальная часть рассказа представляет два элемента, различных и независимых один от другого: внешнее и чудесное событие и слова Христа. Что касается первого, то многие толкователи не решались принять его в его буквальном смысле, согласно которому первая рыба, попавшаяся на удочку к Петру, должна была иметь во рту статир, монету, стоимостью в четыре драхмы, или 1 р. 40 к. Творил ли, спрашивают, Иисус когда-либо чудеса с целью удовлетворения своих собственных житейских нужд? И вот явилась мысль, что речь шла лишь о рыбной ловле, улов с которой, проданный на рынке, должен был оказаться достаточным, чтобы покрыть столь малую подать. Это объяснение слишком просто, чтобы можно было остановиться па нем, ибо едва ли можно допустить, чтобы дело, столь естественное и обыкновенное в жизни рыбака, могло в предании преобразиться в чудо. Собственно, надо заметить: во-1-х, что прежде, чем Петр донес о разговоре, какой он имел со сборщиками, Иисус уже знал о нем; во-2-х, что он знал тоже, что первая рыба, которая будет поймана Петром, даст ему возможность уплатить подать за двоих; в-3-х, что здесь прямо говорится о монете, какая окажется, а не о продаже рыбы, ибо рыба, какую можно было поймать на удочку, не могла в то время стоить в Капернауме 1 р. 40 к., и, наконец, в-4-х, что эта монета должна была находиться во рту рыбы, а не в чреве ее, что представлялось бы менее удивительным. Все эти обстоятельства заставляют признать, что без полного искажения евангельского повествования из него никак нельзя исключить чуда. Мы согласимся, что чудо это является единственным в своем роде в истории Иисуса и что оно не заключает в себе ни одного из тех элементов, которые нередко заставляют признавать другие по религиозному чувству, когда разум встречает к их признанию более или менее значительные трудности.

Однако в основе этого рассказа есть идея, достаточно ясно выраженная для того, чтобы с полным правом можно было удивляться неуверенности толкователей. Разбираемое нами место из числа тех, в которых Иисус прямо заявляет, что он и его близкие более не подчинены закону. Мы говорим он и его близкие , а не просто он, как это пытаются выразить в ходячих толкованиях, говоря, что он представляет себя здесь сыном (единственным) Бога, свободным, как таковой, от налога, платимого Богу . На самом деле речь идет о сынах; четыре драхмы уплачиваются за Иисуса и за Петра, чтобы сборщики, узаконенные представители господствующего иудейства, не были оскорблены отказом, при ином положении вполне законным. Иисус, собственно, соглашается подчиниться повинностям, которым он не подлежит. Он не мог иметь желания освободить себя от каких-либо обязанностей в отношении Бога; повинность, о которой идет речь, возлагала на него известные обязанности в отношении храма и богослужения в нем, в отношении того, что являлось уже достоянием прошлого и, как таковое, было поистине чуждо Богу, начиная с того момента, как он пожелал заменить его чем-то новым. Как при государственном управлении налог взимается с тех, которые не составляют семьи государя, так при теократическом управлении не могло быть и речи о взыскании материальной повинности с членов духовной семьи. Когда изменен высший богослужебный закон, тогда уже не обязательны древние формы.

Нам нет нужды замечать, что Петр ничего не поймет из слов Христа. Тем более подлинными должны представляться они нам. И если предание, остававшееся временно неуверенным в отношении смысла, могло из-за того породить некоторую путаницу, то путаница эта должна была прежде всего сказаться именно на ходе рассказа.