User - i dfee46a8588517f8

«Дамы» — императрица и Вырубова, а также «Друг» были потрясены историей с Хвостовым. «Пока Хв [остов] у власти и имеет деньги и полицию в своих руках,— писала в панике царица Николаю II в марте 1916 г.,— я серьезно беспокоюсь за Григо­рия] и Аню». -

Потрясение усугублялось сознанием, что в глазах царя по­ставлена под удар непогрешимость «старца» в качестве мудреца и советчика, ибо именно он рекомендовал Хвостова на пост мини-

I 27

стра внутренних дел .

Казалось бы, что после всего случившегося Хвостов должен стать одной из самых ненавистных для двора фигур. Однако ни­чуть не бывало. Когда первый гнев прошел, царица и Распутин стали сожалеть о нем как о большой потере. Распутину «грустно, что такой способный человек, как X [востов], окончательно сбился с правого пути»,— писала Александра Федоровна в ставку 6 мар­та ,28. Более того, как сообщил Шавельскому ктитор Федоров­ского собора полковник Ломан, близко наблюдавший царскую чету, царица однажды сказала своему супругу: «Если бы Хво­стов пришел к нам и выразил желание примириться, я рада была бы простить его» 129. В свою очередь, Николай II фактически также сожалел, что лишился Хвостова. 5 марта (т. е. за день до письма царицы) он сообщал жене: «Хв [остов] написал длинное послание, говорит о своей преданности и т. д., не понимает при­чины (увольнения.— А. А.) и просит принять его. Я переслал это Шт[юрмеру] с надписью, что я никогда не сомневался в его преданности, но приму его позднее, если он своим хорошим пове­дением и тактом заслужит, чтоб его приняли. Проклятая вся эта история» 130

Как же объяснить этот загадочный феномен? Ответ в следую­щем: не только царица и Распутин, но и царь, когда назначали Хвостова министром, знали, с кем они имеют дело. Более того, именно это обстоятельство и решило вопрос в пользу Хвостова. В своих показаниях А. А. Хвостов сообщил, что, когда царь спро­сил его мнение о племяннике как кандидате в министры внутренних дел, он дал самую отрицательную характеристику: «Я высказал свое совершенно отрицательное мнение. Сказал, что этот человек безусловно несведущ в этом деле... Что никакой пользы я от этого не ожидаю, а в иных отношениях ожидаю даже вред». И далее он пояснил: Хвостов интриган, будет добиваться поста председа­теля Совета министров, и вся его служебная деятельность «бу­дет посвящена не делу, а чуждым делу соображениям». Царь во время этой беседы был на высоте: «Государь очень благодарил меня за откровенные мнения» 131.

В своей «Записке о верховной власти» Протопопов рассказы­вает: люди, имевшие доступ ко двору, делились на «своих» и «не своих» |32. Хвостов был «свой». Белецкий специально под­черкивал, что назначение Хвостова состоялось тогда, когда у цар­ской четы и в особенности Распутина «окончательно» созрела мысль о необходимости в сложившихся условиях «иметь... только своих людей, в личной преданности которых они не могли сомне­ваться» |33. Хвостов и считался таким лично преданным. Он был «своим» в том смысле, что стоял на тех же позициях, что и его августейшие покровители. Иными словами, аморальность и бес­принципность являлись тем пропуском и свидетельством благо­надежности, которые открывали доступ к тесной группе «своих». Здесь действовал принцип шайки, принцип мафии |34.

Дядя как в воду глядел, когда предсказывал, чем будет за­ниматься племянник, став министром. В союзе с митрополитом и Распутиным он, по словам Комиссарова, стал «валить» Горе­мыкина, чтобы занять его место |35. Об этом же свидетельствует и Белецкий |36. За время своего управления министерством, пока­зал тот же Белецкий, Хвостов «старался как в центральное ве­домство, так и на видные места по министерству в провинции проводить своих родственников и близких своих знакомых», а в Орловской, Тульской и Вологодской губерниях он в интересах своего будущего избрания в Думу не только всю администрацию, но и судебное и духовное ведомства заполнил своими ставлен­никами |37.

Но этого ему показалось мало, и он решил, следуя примеру своих августейших покровителей и Распутина, заполнить «своими» и Совет министров. Так, в частности, на должность обер-проку­рора святейшего синода он провел своего свойственника А. Н. Вол­жина, хотя понимал, что тот для. нее «не подготовлен» 13в. Дру­гого свойственника, графа В. С. Татищева, решил сделать мини­стром финансов, для чего начал интригу против Барка с целью свалить его.

Белецкому он объяснил, что в лице министра финансов хочет

«иметь человека, обязанного ему своим назначением», для того чтобы тот «не стеснял его в отпусках денежных ассигнований на департамент полиции, прессу (т. е. ее подкуп.— А. А.)... и на предстоящую избирательную в Государственную думу кампа­нию» |39. Но Хвостов явно просчитался, недооценив противника. Барк имел сильные придворные связи, был в хороших отноше- .ниях с Горемыкиным, Андрониковым. Пост свой он получил .благодаря князю Мещерскому. Хвостов потерпел поражение. ! Надо ли говорить, что никакими государственными делами как таковыми Хвостов не занимался, да и не мог заниматься. Специалистом по части полиции считался Белецкий, но и он, по собственному признанию, занятый интригами, забросил слу­жебные дела. Только для политического отдела ввиду его осо­бой важности он «урывал» время, а на остальные отделы времени уже не хватало 140.

Итак, тройка, начавшая «чехарду», застряла на промежу­точном финише и вышла из игры. Хвостов не стал председателем Совета министров, Белецкий — министром внутренних дел, как мечталось. Андроников впал в немилость при дворе и даже был выслан из Петрограда. Эстафету подхватила другая компания, не менее славная.

Футляр-премьер

«Опыт князя Андроникова, сумевшего провести в министры Алексея Хвостова,— писал хорошо осведомленный современник,— подал Мануйлову мысль провести Штюрмера в премьеры... Перего­ворив со Штюрмером и обсудив все дело, Мануйлов принялся за дело». Он убедил Распутина, Вырубову и митрополита Питирима, что Штюрмер — тот человек, который нужен: «сумеет поладить и с Государственной думой и в то же время будет держать твердый правительственный курс». «Сам Мануйлов,— добавлял в скобках автор,— в это не верил». «Дело» пошло по накатанной колее. Началось деликатное давление на царицу. Затем Питирим поехал в ставку убеждать царя. Мануйлов мечтал в связи с назначением Штюрмера получить пост директора департамента полиции. Стрем­ление Хвостова стать премьером, по его мнению, было нереальным: у Распутина он вызывает смех, «толстый», провинциален, несерье­зен и легкомыслен. Отношения Распутина и Хвостова, считал он, несомненно, кончатся большим скандалом. «Сведения Мануйло­ва,— заключал рассказ Спиридович,— были верны, но только он преувеличивал свою роль»' 41.