User - i dfee46a8588517f8

Тот же Спиридович, сам знавший немало, удостоверял: Андро­ников «знал все, кроме революционного подполья». Здесь, по собственному признанию князя, он уступал Манасевичу-Мануй- лову " 4, другому проходимцу родственного типа.

Совершенно очевидно, что «адъютант господа бога» в своей деятельности руководствовался исключительно личными, притом грубо земными, интересами. Но в том-то и состояла логика вещей изучаемого периода, что Андроников неизбежно при этом вовле­кался в политику. В силу специфики избранного князем бизнеса и образа жизни, весьма сомнительных с точки зрения уголовного законодательства, он хотя бы из соображений безопасности дол­жен был стремиться иметь «своего» министра внутренних дел, «своего» директора департамента полиции и т. д. Осуществлять это ему удавалось потому, что и Распутин, и верховная царская власть в своей политике руководствовались такими же личными интересами; «свой» министр внутренних дел, «свой» директор департамента полиции и т. д. В этом ключ к объяснению появле­ния на политической авансцене и в поле зрения царской четы, помимо Андроникова, таких фигур, как Манасевич-Мануйлов, Манус, Рубинштейн и им подобные. Царизм на последнем этапе своего существования вошел в прямой союз с уголовниками и жуликами. Власть опустилась до андрониковых и стала властью андрониковых.

Факт этот имеет принципиальное значение. В частности, он доказывает абсолютную неправомерность противопоставления по­литики как таковой и министерских назначений, противопостав­ления, при помощи которого апологеты царизма из правоэмигрант­ского лагеря пытались доказать, что Распутин не играл никакой политической роли " 5. В том-то и заключалась вся суть, вся осо­бенность тогдашнего политического момента, что борьба между

царизмом и Думой велась именно вокруг лиц и в связи с лицами, за или против назначения того или иного премьера или министра внутренних дел, что на деле и означало борьбу за реакционный или либеральный политический курс.

Личный подход двора и Андроникова к министерским назна­чениям породил и одинаковость критериев при выборе того или иного кандидата, среди которых бесчестность, карьеризм и поли­тическая ничтожность в конечном итоге были решающими, ибо в противном случае министр не мог быть «своим». Этим и объясня­ется та поразительная легкость, с какой Андроников нашел дорогу сперва к сердцу «Ани», а затем и ее августейшей покрови­тельницы.

На допросе Андроников пытался уверить комиссию, что он привел Хвостова к Вырубовой «случайно», по ее инициативе и уже после того, когда царем было решено сделать Хвостова преемником Щербатова " 6. Однако переписка царской четы пол­ностью опровергает эту версию: до появления Андроникова в Царском Селе императрица и Горемыкин примеривали на пост министра внутренних дел совсем других людей, в частности упомянутого Нейдгарта.

Впервые имя Хвостова в качестве возможного кандидата на пост министра внутренних дел императрица упоминает в письме от 3 сентября, причем наряду с тем же Нейдгартом. Из ее по­следующих писем видно, что эта кандидатура была подсказана ей именно Андрониковым. Андроников, писала она 7 сентября, «продолжает восхвалять Хвостова и убеждает в этом Горемы­кина... Андрон[иков] говорит, что петр[оградские] забастовки вызваны огромными промахами Щербатова».

С того момента императрица пишет только о Хвостове. С каж­дым письмом ее восторги нарастают. На другой день она посы­лает царю речь Хвостова в Думе со следующим комментарием: «Она исполнена ума, честности и энергии. Видно, что этот чело­век жаждет быть тебе полезным». «Я уверена,— пишет Алек­сандра Федоровна спустя два дня,— что он подходящий человек для теперешнего момента, так как никого не боится и предан тебе». «Прошу тебя, назначь Хвостова на его (Щербатова.— А. А.) место,— читаем мы в письме от И сентября.— Он очень желает меня видеть, считает, что я одна могу спасти положение, пока ты в отсутствии (сказал это Андр.), хочет поговорить со мной по душе и высказать мне все свои мысли. Он очень энер­гичен, никого не боится и всецело предан тебе, что самое важное в нынешнее время... Он не такой трус и тряпка, как Щ[ербатов] ». «Пожалуйста, помни о Хвостове»,— долбит царица в ту же точку в письме от 15 сентября.

Все это еще при заочном знакомстве, со слов Вырубовой, при сопротивлении Горемыкина, настаивавшего на своем канди­дате — Крыжановском, в отсутствие Распутина, находившегося в то время в Покровском. Хвостов и Андроников отлично пони­мали, что решающее слово будет принадлежать не премьеру,

а «старцу» и, конечно, не ошиблись. «Теперь, когда и Гр[игорий] советует взять Хвостова,— пишет царица 17 сентября,— я чув­ствую, что это правильно». Крыжановский, по его мнению, очень дурной человек. Дальше она описывала свою встречу с Хвосто­вым, от которого была в полном восторге: «Ну вот я больше часу говорила с Хвостовым и полна наилучших впечатлений... И пришла к заключению, что работа с таким человеком будет удовольст­вием». Изложив подробно содержание беседы, она снова повто­ряет: «Правда, дружок, он, по-моему, самый подходящий... он видит и думает, как мы...»

Но этого царице показалось мало. В тот же день она пишет второе письмо, в котором Хвостов — главная тема. Хвостов «не позволит никому нас затронуть», он опытен и молод, хорошо знает крестьян, имеет свои взгляды на печать и т. д.

Реакция царя была быстрой и решительной. «Только что получил твое последнее письмо от 17-го, в котором ты говоришь о хорошем впечатлении, произведенном на тебя молодым Хво­стовым,— пишет он 18 сентября.— Я уверен был в этом, зная его по прошлому, когда он был губернатором в Вологде, а позд­нее в Нижнем. И чтобы не терять времени, я немедленно повидаю его в тот день, как приеду, в 6 часов». Через два дня царь возвращается в Царское, а спустя пять дней Хвостов назначается министром внутренних дел.

С Белецким все было проще и быстрее, потому что его уже непосредственно рекомендовал Распутин. «Он (Распутин.— А. А .),— пишет царица в ставку 20 сентября,— ужасно страдает от клеветы и подлых сплетен, которые печатаются о нем». Хвостов и Белецкий — вот люди, которые смогут положить этому конец. «Белецкий мне понравился,— сообщает она 10 октября.— Вот тоже энергичный человек!» 117

Спиридович, непосредственно наблюдавший крупную игру, затеянную тремя проходимцами, характеризовал ее следующим образом: ^Впервые за мою службу три ловких политических интригана подошли к царице Александре Федоровне не как к императрице, а как к простой честолюбивой женщине, падкой на лесть и не чуждой послушать сплетни. Подошли смело, отбросив всякие придворные этикеты, и ловко обошли ее, использовав в полной мере ее скромную по уму, но очень ревнивую к своему положению подругу А. А. Вырубову. То, что нам, служившим около величеств, по своей смелости и цинизму не могло прийти в голову, то было проделано артистически тремя друзьями: Хвосто­вым, Белецким и Андрониковым» 118.