User - i dfee46a8588517f8

нистра — Сазонов и Поливанов — лишились своих постов — пер­вый в июле, второй в марте 1916 г. Не так просто обстояло дело и с Горемыкиным, как считал Поливанов.

Тем не менее, повторяем, его основной вывод — после 16 сен­тября «оппозиционный» Совет министров был фактически ликви­дирован и заменен совершенно иным — верный. Увольнение Са­зонова задержалось потому, что за него горой стояли «союзники», и с ходу царь на его отставку не решился. Поливанов был еще нужен, поскольку под его руководством разрабатывались и осу­ществлялись меры по ликвидации нехватки военного снабжения. Как только задача была решена, Поливанова уволили. «Оппозиция» Григоровича оказалась настолько умеренной и гиб­кой, чтр не внушала опасений даже Александре Федоровне. Что же касается Шаховского и Барка, то это были ставленники Распутина и их подписи под письмом были им великодушно прощены. Игнатьев же — явный «оппозиционер» — оставался на своем посту благодаря личной симпатии к нему царя, которой, однако, до конца не хватило.

Из переписки царской четы видно, что решение «разогнать» министров созрело у них значительно раньше 16 сентября. В этом их активно поддерживал и Горемыкин. 28 августа царица со­общала царю о том, что «старик» рекомендует в министры внутренних дел Нейдгарта. «И я тоже полагаю,— добавляла она,— что он был бы не плох». «Щербатов — ничтожество»,— читаем мы в письме от 3 сентября. Хорошо бы от него скорей отделаться. «Вот тебе, дружок, список имен... которые могли быть кандидатами на место Самарина... Он должен быть уволен»,— писала царица в ставку 7 сентября. Спустя два дня Александра Федоровна снова возмущается Самариным и Щербатовым и заключает: «Разгони всех, назначь Горемыкину новых министров, и бог благословит тебя и их работу».

Супруг полностью разделял настроение своей жены. «Поведе­ние некоторых министров,— вторил он ей в письме от 9 сентяб­ря,— продолжает изумлять меня! После всего, что я им говорил на знаменитом вечернем заседании (20 августа.— А. А .), я полагал, что они поняли меня... Что ж, тем хуже для них!» Спустя два дня он пишет: «Я, пожалуй, найду возможность слетать в Ц[ар- ское] С [ело]. Ведь тут столько дела — эти смены министров и укрепление позиции старика».

«Старик» очень наседал на императрицу в отношении Са­зонова. «Сазонов,— писала она 6 сентября явно со слов Горе­мыкина,— больше всех кричит, волнует всех... это ведь неслы­ханная вещь... Я это называю забастовкой министров». На другой день — тот же мотив: Сазонов стал «совершенно невозможным: потерял голову, волнуется и кричит на Горемыкина». Примерно также императрица и Горемыкин реагировали на поведение Кри- вошеина. В этом же письме она, советуя поскорее убрать Самарина и Кривошеина, поясняла: «Последний сильно не нравится старику, он виляет — и левйй и правый — и возбужден невыразимо».

В том же духе царица продолжала писать и дальше, пока не получила письмо от Николая II от 17 сентября, в котором он сообщал: «Вчерашнее заседание (Совета министров,— А. Л.)ясно показало мне, что некоторые из министров не желают работать со старым Гор [емыкиным], несмотря на мое строгое слово, обращенное к ним, поэтому по моем возвращении должны про­изойти перемены» 90. И действительно, Самарин и Щербатов были уволены ровно через неделю после возвращения царя в Царское Село.

В отношении Горемыкина царская чета пребывала некоторое время в состоянии растерянности, не зная как поступить — оста­вить на своем посту или заменить другим человеком. Поначалу Александра Федоровна склонялась к мысли об отставке. Кого взять вместо Горемыкина? — вопрошала она в письме от 24 ав­густа. Он не может оставаться, потому что против него и ми­нистры, и Дума. В то же время царица не допускала мысли, чтобы отставка Горемыкина выглядела как уступка Думе и «об­ществу». «Только не сменяй старика сейчас ,— писала она 29 ав­густа,— позже можешь, когда тебе только заблагорассудится. Горемыкин, а также Андроников] и Хвостов [А. Н.] согласны с тем, что это значило бы играть им в руку». «Намерен ли держать его (Горемыкина.— А. А.) самого?» — спрашивала она снова 7 сентября. Но уже на другой день царица ставила вопрос нес­колько иначе: «Великолепно было бы выгнать некоторых из них (министров.— А. А.) и оставить старика... обдумай это, пожа­луйста». Царь тоже колебался. «Трудно уволить его, не выбрав кого-нибудь на его место,— телеграфировал он жене 8 сентября.— Не может ли старик дать тебе список для выбора, а ты перешлешь его мне?»

Мысль о необходимости отставки «старика» в то время, как мы видим, преобладала, но окончательного решения принято не было. «Все желают твердого правительства,— отвечала Александ­ра Федоровна мужу на его телеграмму спустя два дня,— так что после ухода старика выгони остальных и назначь решительных людей». В то же время Николай II пишет ей 11 сентября: «Ведь тут столько дела 1.. Старый Фред [ерике] отлично эго понимает и уговаривает меня держаться Гор [емыкина], что очень мило с его стороны».

Дело, как водится, решил Распутин, возвратившись из род­ного Покровского. Сначала, правда, он тоже испытывал известные колебания. «Наш Друг велел мне ждать со стариком, пока Он не увидит дяди Хвостова — какое впечатление тот на него произве­дет,— сообщает царица в ставку 10 ноября.— Ему очень жалко милого старика, говорит, что он такой праведник. Но Он боится, что Дума его ошикает, и тогда ты будешь в ужасном положении». Дядя Хвостова — это известный нам А. А. Хвостов, которого Распутин хотел посмотреть с точки зрения его пригодности как кандидата на место Горемыкина. «В городе опять ужасно ворчат на милого старого Горемыкина. Прямо отчаяние! — пишет ца-

рица на другой день.— Завтра Гр[игорий] повидает старого Хвостова, а затем вечером я Его увижу. Он хочет рассказать мне, о своем впечатлении — будет ли он достойным преемником Го­ремыкину».

Впечатление оказалось плохим (А. А. Хвостов крайне отрица­тельно относился к Распутину и не скрывал этого). «Ну, вчера я видалась с нашим Другом от 5,5 до 7 часов у Ани,— сообщает царица 13 ноября.— Он не допускает и мысли, чтобы старика уволили... Он находит, что лучше подождать. По-божьему не следовало бы его увольнять» 91. Вопрос, как говорится, был ис­черпан.

Помимо негативного отношения к «старику» Думы и поме- щичье-буржуазной общественности, у царской четы была еще одна причина думать о преемнике Горемыкину — последний упорно не соглашался на кандидатуру А. Н. Хвостова в качестве министра внутренних дел, хотя на ней настаивали упомянутый выше в письме Александры Федоровны князь Андроников и Распутин. Кроме того, сам Горемыкин по старости лет тяготился своим положением и без видимого сожаления готов был уйти со своего поста. В силу этого вопрос о его дальнейшем премьерстве фактически был лишь отодвинут; как оказалось, очень ненадолго.