User - i dfee46a8588517f8

' Тогда Курлов отделался легким испугом и снова стал про­двигаться по служебной лестнице. В 1907 г. он вице-директор и и. о. директора департамента полиции, затем начальник главного тюремного управления. В 1909 г. становится товарищем министра внутренних дел при Столыпине и командиром корпуса жандармов. Полицейская карьера оборвалась в сентябре 1911 г. в связи с убийством Столыпина. Курлов был уволен в отставку с назначением сенатского расследования. В широких думских и помещичье-буржуазных кругах господствовало мнение, что ; Курлов прямо причастен к убийству своего шефа и, следует / сказать, что оно имело под собой достаточно серьезные :основания 20 9. По высочайшему повелению дело было прекращено, но Курлов оказался в довольно плачевном положении — без денег и без должности.

Война открыла снова некоторые перспективы, но Курлов опять довольно быстро сорвался. В октябре 1914 г. он был командирован в Ригу с правами генерал-губернатора, но уже в августе 1915 г. за очередное злоупотребление отставлен, и по его делу назначили расследование. Снова Курлов оказался на мели, больной и без средств. Его пригрел Бадмаев. Он поселил Курлова на своей даче-санатории, содержал и лечил за свой счет.

Курлов являл собой тип абсолютно аморального и циничного человека. Его везде подводила страсть к неумеренной трате денег,

ради которых он и пускался во все тяжкие, не останавливаясь ни перед какими злоупотреблениями по службе. Еще будучи моло­дым, залез в крупные долги. Спустив родовое имение, растратил приданое жены, единственной дочери ярославского купца- миллионера Вахрушева. «Он всегда старался показаться богатым человеком, не стесняющимся в средствах»,— свидетельствовал Муратов 210. Все это сделало имя Курлова почти нарицательным. Он стал неприемлем не только в либерально-буржуазных и дум­ских кругах, но даже и в кругах чиновничьей и военной бюро­кратии.

Естественно, что в такой ситуации и Курлов и Бадмаев пришли к выводу, что им было бы совсем не худо обзавестись «собственным» министром внутренних дел. Тонко чувствуя обста­новку и досконально изучив своего друга и клиента, они оста­новили свой выбор на Протопопове.

В последний раз Протопопов очутился в санатории Бадмаева в качестве пациента осенью 1914 г. Он страдал какими-то сильными нервными расстройствами «с припадками страха и отчаяния», граничащими с сумасшествием. Во всяком случае, его жена однажды «просила Бехтерева выдать свидете [льство] о необходимости опеки над Ал [ександром] Дм [итриевичем] ». Бехтерев отказал, но сам факт показателен. «С осени я вожусь с этим рамоликом,— негодовал по этому поводу брат,— который пишет духовную в пользу жены — свиньи, которая норовит его засадить в дом сумасшедших... Она просила Бехтерева... и Александр] Дмитриевич] это знает» 2И. Болезнь Протопопова, по-видимому, была следствием сифилиса 212.

Как видно из дневника С. Д. Протопопова, именно тогда окон­чательно сложился «тройственный союз»— Протопопов, Бадмаев, Курлов 213. Вся троица отлично понимала, что решающим звеном является Распутин, и по возвращении Протопопова из-за границы провела интенсивную серию тайных совещаний друзей со «стар­цем» на Поклонной горе, где находилась дача Бадмаева. Протопо­пову такие свидания были не в диковинку. Он уже и раньше, буду­чи товарищем председателя Думы, встречался подобным образом с Распутиным на квартире некоего Книрши (по профессии альфонса), где происходили «большие пиры [и] пьянства» 214.

Когда дело было сделано и назначение Протопопова состоя­лось, его брат резюмировал это событие следующим образом:

добравшийся до поста мин [истра] это при помощи Гр. Распутина, Курлова, Бадмаева, Бордукова, Вырубовой и т. д. ... Младенец, похищенный чертями. И в их власти. Сам по душе добрый и честный Александр] Д[митриевич] в руках этих чертей» 215. Спустя месяц, когда Протопопов был уже «задействован» как министр, его брат снова записывает: «Младенец во власти чертей; Гаккебуш пишет ему ответы в газеты 216, Гурлянд его инспирирует, Курлов начиняет, Павлушка (по-видимому, тот же Курлов.— А. А.) оберегает, Бадмаев доит и т. д.» 217.

Автор дневника явно односторонне изображал положение своего высокопоставленного брата. Тот отнюдь не был жертвой, а являлся полноправным членом шайки, таким же коварным и способным на любой предательский шаг по отношению к своим партнерам, если этого потребуют его интересы. Куда более проницательный Распутин, по свидетельству Мануйлова, говорил о Протопойове: «Честь его тянется как подвязка... Он из того же мешка (из Думы.— А. А.) вышел, а пошел против, значит, может пойти и против царицы в конце концов». Не верил Распутин и Бад­маеву: «Этот китаец за грош продаст» 218. Друзья дружили по законам мафии: поддерживали друг друга, следили друг за дру­гом, подозревали друг друга.

Но в главном все же Протопопов обманул Распутина. Дело в том, что одним из важных соображений, которым руководствова­лись Распутин и царская чета при назначении Протопопова, была уверенность, что новый министр внутренних дел как человек, раз­бирающийся в торговле и банковском деле, поможет разрешить самую критическую проблему момента — продовольственный воп­рос. Протопопов и назначался с таким условием, что продоволь­ственное дело перейдет из Министерства земледелия в Министер­ство внутренних дел. При первой же аудиенции после назначения царь, как рассказывал сам Протопопов, сказал ему: «Ну делайте, что надо — спасайте положение», т. е. не допускайте беспорядков на почве продовольственной нужды 2|9. Сам Протопопов горячо настаивал на том, чтобы продовольственное дело перешло в его руки, объясняя, что у него есть великолепный план его успешного решения. На допросе Протопопов подтвердил рассказанное брату. «При первом моем разговоре с государем он мне поставил вопрос так: „Самое важное — продовольствие". Вообще все надежды по продовольствию возлагались на меня — что я это устрою. Дей­ствительно, мне казалось, что я это сделаю, непременно устрою» 2,0.

Как истый Хлестаков, Протопопов вначале ужасно хорохо­рился. Когда Совет министров, не желая излишне обострять отношения с Думой, высказавшейся категорически против пе­редачи продовольственного дела в Министерство внутренних дел, и уже получив достаточное представление о деловых возможностях его главы, также восемью голосами против шести высказались против передачи, Протопопов поспешил с жалобой к Распутину. Под диктовку последнего министр написал телеграмму на имя царя, которая начиналась словами: «Все вместе ласково бесе­дуем». Дальше говорилось: «Дай скорее Калинину власть, ему мешают, он накормит народ, все будет хорошо...» 221Калинин — полуконспиративная кличка, которую дал Распутин Протопопову и которой стали также широко пользоваться при телефонных разговорах и переписке царская чета и Вырубова.