User - i dfee46a8588517f8

История развития взаимоотношений между Штюрмером, Рас­путиным и Мануйловым до удивления похожа на историю развития взаимоотношений предшествующей троицы — Хвостова, Распути­на, Андроникова. Вначале, как и положено, Штюрмер обещал во всем слушаться Распутина (и Питирима) и выполнять все его просьбы. Было, как и у Хвостова, целование руки Распутина в знак благодарности и преданности и тайные свидания на разных квартирах (у некоей Дерма, любовницы Мануйлова, артистки частного театра, коменданта Петропавловской крепости Никитина, ставленника Распутина, Питирима) 176. Затем взаимные подозре­ния и недоверие, потом порча отношений и, наконец, грандиозный скандал, аналогичный «делу Ржевского», скандал, в центре кото­рого на этот раз оказался Манасевич-Мануйлов.

Недоверие началось с того, что «старикашка» стал уклоняться от данных Распутину обещаний, ошибочно посчитав, как и в свое время Хвостов, что его позиции у царя настолько окрепли, что он может теперь обойтись без «старца». Но Распутин был на этот счет другого мнения. «Смотри, чтобы я от тебя не отошел, тогда тебе крышка»,— кричал он на Штюрмера на одном из свиданий. По той же причине испортились отношения Штюрмера с Питиримом. Затем, естественно, «образовался... холод между дамской половиной (царицей и Вырубовой.— А. А.) и Штюрме­ром» 177.

Неизвестно, как бы дальше развивалась эта грызня, если бы не подоспело дело Мануйлова, заставившее спорящих вновь сплотиться и действовать заодно. Дело Мануйлова состояло в следующем. В августе 1916 г. товарищ директора Московского соединенного банка И. С. Хвостов обратился с жалобой к директо­ру департамента полиции Климовичу, в которой говорилось, что Мануйлов шантажирует банк, требуя 25 тыс. руб. за то, чтобы деятельность банка не была обследована комиссией генерала Батюшина. По совету Климовича (находившегося во враждебных отношениях со Штюрмером, причем не в последнюю очередь из-за Мануйлова, который по распоряжению премьера получал из сумм департамента полиции почти министерский оклад в 18 тыс. руб. в год) 178Хвостов передал Мануйлову требуемую сумму, предва-

рительно записав номера выданных кредитных билетов. С этими деньгами Мануйлов и был арестован |79.

Этот арест вызвал настоящий шок у всей честной компании. Царица, Вырубова, Распутин, Питирим и Штюрмер предприняли все, чтобы не довести дело до суда, отлично понимая (да и сам Ма- насевич сразу дал это понять), что в противном случае их ждут скандальнейшие разоблачения. В категорической форме Штюрмер потребовал от министра внутренних дел А. А. Хвостова увольне­ния Климовича. Отказ стоил Хвостову министерского поста. Штюрмер, пояснял он позже, «приобрел больших союзников и со­юзниц сбоку, которые и могли подействовать на государя в смысле необходимости моего удаления» 180. По той же причине были уволены и два директора департамента полиции — Климович и Степанов.

Оказалось, однако, что увольнения одного министра недоста­точно. Пришлось уволить еще и министра юстиции Макарова, отказавшегося, в свою очередь, прекратить дело Мануйлова (а также и Сухомлинова). Получив два соответствующих «высочай­ших повеления», изложенных в «высочайшей телеграмме», Мака­ров по делу Мануйлова написал специальную «всеподданнейшую записку», в которой просил не приводить в исполнение высочай­шего повеления о Манасевиче до его, министра, личного доклада царю. Ответа на эту записку, показывал на допросе Макаров, он не получил, а по приезде царя из ставки «был уволен, так и не получив ответа» 181. Вместо него министром юстиции был назначен прямой ставленник Распутина М. А. Добровольский.

Крайне неохотно, упираясь и виляя, Штюрмер на допросе был вынужден признать, что о прекращении дела Мануйлова «хлопотали» Распутин, Вырубова и царица |82. Заступился за Мануйлова и «владыка» 18'’.

Распутин, как показывал Мануйлов, прямо сказал ему: «Дело твое нельзя рассматривать, потому что начнется страшный шум в печати; я сказал царице, и она написала сама министру юстиции письмо». А когда это не помогло, то царица (об этом тоже сообщил Мануйлову Распутин) послала телеграмму царю о том, что «дела не будет» 184.

Только после смерти Распутина новый министр юстиции уго­ворил императора дать согласие судить Манасевича. Суд состоял­ся 13—18 февраля 1917 г. Петроградский окружной суд признал Мануйлова виновным в мошенничестве и приговорил к полутора годам тюремного заключения. К сентябрю 1916 г. у Мануйлова на текущем счету в «Лионском кредите» имелось 260 тыс. руб., в Русско-Азиатском банке на онкольном счету— 150 тыс. руб. при долге в 198 тыс. руб. Дома было обнаружено 33 тыс. руб. наличными и на 25 тыс. руб. векселей. Все эти деньги Манасевич «заработал» в конце 1915 — начале 1916 г. 185

Карьера Штюрмера кончилась после знаменитой речи Милюко­ва в Думе 1 ноября 1916 г. 10 ноября он был уволен, и его место занял А. Ф. Трепов. 6 января 1917 г. экс-премьер обратился с

письмом к царю, в котором писал: «Теперь на меня обрушился новый удар, и такой, который меня сразил. Я исключен на 1917 г. из списка присутствующих членов Государственного совета». На этом основании группа ярославских дворян собирается воз­будить вопрос об исключении его, Штюрмера, из списка ярослав­ского дворянства, «и того же можно ожидать в Твери». Поэтому он просит перевести его в действительные члены Совета. Вакансии есТь: умер Ермолов и отставлен Голубев. На этом письме Николай II наложил резолюцию, обращенную к председателю Государственного совета Щегловитову: «Я его приму на днях; постарайтесь его поуспокоить».

Но Штюрмер никак не мог успокоиться. 29 января он обра­щается к царю с новым письмом, но со старой просьбой: «Ваше императорское величество! Если Ваше благоволение к моей службе осталось неизменным, примите благосклонно мое всеподданнейшее ходатайство о назначении меня (в Государственный совет.— А. А.) на место барона Корфа» 186.

За неделю до революции этот злобный и жалкий рамолик был озабочен только своими делами — настоящий рекордсмен бесчестия и ничтожности |87.

Про-то-Попка знает, про-то-Попка ведает

Рефрен широко ходившего мятлевского стихотворения о А. Д. Протопопове не только свидетельствовал о презрении современников к последнему царскому министру внутренних дел, но удивительно верно передавал главную суть этой «государ­ственной» личности. В отличие от описанных выше двух импозант­ных предшественников у Протопопова было другое амплуа.

Какой-то причудливый симбиоз грандиозного Хлестакова и коварного, беспринципного иезуита 18”, слабовольного, трусли­вого болтуна и целеустремленного интригана, мягкого, подат­ливого влияниям человека и оголтелого карьериста, удерживаю­щего свои позиции любыми средствами. Последнее превалиро­вало. Непомерное тщеславие маленького человека — вот, пожалуй, та формула, которая полнее всего выражает сущность Протопопова.