User - i dfee46a8588517f8

Через несколько дней к Крыжановскому несколько раз заез-

жал Питирим, но не заставал, и тогда он сам решил поехать к митрополиту. «Митрополит сказал, что государь поручил ему переговорить со мной доверительно о следующем. Его величество озабочен приисканием подходящего лица на должность председа­теля Совета министров, которую он находит необходимым по об­стоятельствам военного времени соединить непременно с долж­ностью министра внутренних дел. Он имеет в виду несколько кандидатов, но, прежде чем решить, к кому обратиться, желает заранее знать отношение их к некоторым вопросам, чтобы избе­жать затем неприятных разговоров, так сильно, по словам митро­полита, надоевших его величеству. Этими вопросами являются, продолжал владыка, отношение к Протопопову — раз и к „извест­ному лицу" — два, т. е. к Распутину? — спросил я.— Да, и к Гри­горию Ефимовичу».

Далее состоялся следующий диалог. Крыжановский ответил, что Протопопова он считает «человеком совершенно ничтожным... не способным быть не только министром, но и делопроизводителем в любом министерстве. Он не более как пустое место». Сам по себе он «совершенно безвреден», но отношение к нему со стороны бывших думских друзей «делает пребывание его в среде прави­тельства совершенно нежелательным».

В ответ на это митрополит «пояснил», что царь «сам сознает непригодность Протопопова как министра, но не считает возмож­ным теперь же его уволить», так как это увольнение будет воспри­нято как капитуляция перед Родзянко и К°. Поэтому царь хочет отставку Протопопова с поста министра внутренних дел «не­сколько отсрочить» и сделать его министром иностранных дел. Крыжановский возразил, что такое решение совершенно невоз­можно, поскольку даст новую пищу о сепаратном мире: Протопо­пов — болтун, его болтовня причинит величайшие осложнения. Поэтому он предпочел бы, если станет премьером, оставить Про­топопова на некоторое время в теперешней его должности, но с правом самому избрать ему товарищей министра, которые и будут управлять министерством до его отставки. Что же касается Распутина, то это частное дело царской четы, но и здесь он, Крыжановский, настаивает на том, чтобы «старец» никуда не лез и не похвалялся, а на первых порах должен уехать из Петрогра­да. Но главное, что он требует,— это разрешить ему обезвредить круг проходимцев, эксплуатирующих Распутина, и, кроме того, согласие царя на некоторые меры.

Меры эти сводились к следующему: 1) кроме военных минист­ров и министра двора, право на всеподданнейшие доклады получа­ет только премьер; доклады же министров делаются только в Совете министров и в крайнем случае лично царю, но все равно в присутствии главы правительства; 2) Петроград изымается из ведения военных властей и передается гражданской администра­ции; 3) наиболее надежные части гвардии возвращаются в столи­цу; 4) немедленно образуются специальные полицейские батальо­ны из отборных второсрочных солдат, свободных от посылки на

фронт. Эти меры, добавлял автор, «как бы висели в воздухе».

Митрополит все эти условия записал, а через некоторое время уже сам Распутин через посредника просил Крыжановского о встрече, но снова получил отказ. Через несколько дней Питирим привез ответ, который фактически означал отказ, и на этом пере­говоры двора с Крыжановским были закончены. Когда он вскоре после убийства Распутина был с докладом у царя, последний об этих переговорах не обмолвился ни словом Ъ1А .

Крыжановский в бюрократических кругах столицы имел репу­тацию умного, делового и твердого человека, крайне правого по своим убеждениям. Казалось бы, лучшей кандидатуры в столь ответственное для режима время нельзя было и желать. Тем не ме­нее он не подошел, и именно потому, что был умен и деловит. Ком­петентность (и ее обеспечение определенными полномочиями и условиями) тут же, как мы видели, приходила в противоречие с устремлениями двора и Распутина, как бы скромен и умерен ни был в своих требованиях тот или иной толковый кандидат. На нем ставили крест и делали новую попытку.

Другая такая попытка была связана с Григоровичем. Как рассказывает адмирал Бубнов, мысль о том, чтобы сделать премье­ром морского министра родилась в морском штабе верховного главнокомандующего и была с радостью поддержана «всеми бла­гомысленными людьми в ставке». Действовать стали через Сабли­на и начальника походной канцелярии Нарышкина. Они согласи­лись довести возникшую идею до царя, который встретил ее «весьма благоприятно»'*' 5.

О дальнейшем развитии событий мы узнаем из воспоминаний самого Григоровича. В ноябре 1916 г., когда он приехал в Мо­гилев, адмирал Русин сообщил ему, что царь объявил о своем решении назначить его, Григоровича, председателем Совета ми­нистров, и общая просьба к нему— не отказываться. Григорович решил согласиться при условии немедленного удаления некоторых министров (иностранных дел, внутренних дел, торговли, путей сообщения, народного просвещения и юстиции). Однако за обедом царь ему ничего не сказал, кроме того, что примет с докладом. Во время доклада также ничего не было сказано, а на утро Григорович узнал, что председателем Совета министров назначен Трепов’. «Какая произошла перемена и какая была причина,— меланхоли­чески заключал Григорович,— осталось неизвестно, знаю только одно и со слов одного из членов Г. думы, что они все мечтали о моем назначении председателем Совета министров, зная в то же время, что я не потерплю некоторых министров и составил бы кабинет из деловых людей; ни о каком ответственном министерст­ве они не мечтали — им нужен был человек, к которому они питали доверие» 376. Именно это намерение Григоровича и отношение к нему Думы и стали теми причинами, которые заставили царя в последнюю минуту дать отбой и остановить свой выбор на Трепо- ве — последний по сравнению с Григоровичем запрашивал мень­ше, вернее, ничего не запрашивал. При всей нелюбви царской четы

к Трепову он все же был предпочтительнее человека, который намеревался очистить кабинет от явных распутлнцев и составить правительство из лиц, приемлемых для Думы 377.

Третьей «деловой» кандидатурой на пост председателя Совета министров был Щегловитов, причем о нем речь как о возможном премьере возникала в «высших кругах»,-т. е. у царицы и Распути­на, дважды. С точки зрения последних, Щегловитов являлся самым подходящим кандидатом, поскольку представлял собой сочетание убежденного крайнего реакционера и действительно ум­ного, образованного и делового человека, что в лагере реакции в то время было редкостью. Царь держался о нем самого высокого мнения. Как свидетельствовал Протопопов, царь, узнав от него, что он чаще всех советуется с Щегловитовым, сказал: «Это хорошо, он человек опытный и большой государственной мудро­сти» 378.