User - i dfee46a8588517f8

I Ч

и внутреннему складу последнего русского монарха...»

О ничтожности царя как государственного деятеля писал и адмирал Бубнов, так же как и Данилов, близко наблюдавший царя в ставке. Царь «не обладал, к сожалению, свойствами, необходимыми, чтобы править государством», у него просто для этого не хватало ума |4.

Вспоминая о своих контактах с царем в бытность свою главно­управляющим землеустройством и земледелием, А. Н. Наумов отмечал, что царь во время доклада не слушал, переводил речь на пустяки. «Должен сознаться,— замечал по этому поводу автор,— что подобное отношение государя к вопросам существен­ного государственного значения произвело на меня в то время (1915 г.— А. А.) самое расхолаживающее впечатление». Общая оценка личности царя у Наумова сводилась к следующему: «Обладая несомненным умом, острой памятью, немалой долей чуткости и любознательности, Николай Александрович все эти свои природные свойства направлял скорее на усвоение вещей, если так можно выразиться, мелочного порядка, а к государствен­ным вопросам широкого принципиального значения относился поверхностно. Его мысли, вопросы, замечания, как я их вспоминаю, в большинстве случаев отличались относительной узостью, недостаточной серьезностью их содержания. В наших разговорах на общеполитические темы государь не проявлял глубины и широты государственно-мыслительного размаха, который так хотелось чувствовать в Верховном Правителе огромной Рос­сийской империи» 15.

Так характеризовал царя симбирский губернский предводитель дворянства, один из активных деятелей Совета объединен 1го дворянства, к которому Николай II, по собственному признанию автора, относился с большой симпатией.

Как бы подводя итог всем этим оценкам, Врангель писал: «Николай II ни точно очерченных пороков, ни ясно определенных качеств не имел. Он был безличен. Он ничего и никого не любил, ничем не дорожил... Талантливых и честных людей он инстинктив­но чуждался и тяготел к ничтожным. Преданных не ценил, а доверялся первому попавшемуся». Для трона был непригоден 16.

Достоинства последнего русского самодержца, отмечаемые современниками, усугубляли его характеристику как личности, ничем не выдающейся. Он был примерным семьянином, любил жену и детей (именно чрезмерная привязанность к жене, как счи­тали в «верхах» и помещнчье-буржуазных политических кругах, и погубила в п°рвую очередь монарха и монархию). Переписка, царской четь, свидетельствует о прочной и нежной привязанности царя к своей супруге, четырем дочерям и больному сыну-наслед- нику. Любимым местопребыванием царя было лоно семьи, а «чтение вдвоем, как свидетельствует Мосолов, было главным удовольствием царской четы». Царь мастерски читал на русскомД английском, французском, датском языках и даже немецком, j Последний он знал несколько хуже |7.

Обвинения царя в пьянстве (его якобы спаивал дворцовый * комендант В. Н. Воейков) были необоснованы, тем более что Воейков вообще никогда не пил |в. Наоборот, царь любил простые здоровые удовольствия вроде охоты, особенно пешие прогулки,- во время которых он приводил в изнеможение сопровождавших его флигель-адъютантов. Адмирал Бубнов указывал, что царь был

скромным человеком, приветливым и благосклонным. Никогда от него не слышали грубого или обидного слова. Автору царь лично давал советы, как избавиться от бессонницы |9. Другой свидетель, генерал Данилов, выражал уверенность, что если бы Николай II не руководствовался ложными убеждениями с их трагическими последствиями, «то о нем сохранилась бы память как о симпатич­ном, простодушном и приятном в общении человеком» 20.

Перефразируя известное изречение, в данном случае можнс сказать, что достоинства царя были продолжением его недостат­ков. Есть еще много свидетельств подобного рода, но мы огра­ничились теми, которые исходят от людей, не только близко знавших Николая II, но, как правило, сочувствовавших ему и уж, конечно, целиком стоявших на почве ортодоксального мо­нархизма. Оценки таких людей, как С. Ю. Витте, нами не при­водятся сознательно, так как он и царь ненавидели друг друга и каждый знал об этом.

Достоинства императрицы, с точки зрения ее апологетов и даже некоторых критиков, были значительнее. Ей приписывали ум, образованность, широту взглядов, наконец, сильную волю. Главным ее недостатком считался мистицизм. Именно эта черта, осложненная истеричностью, полагали свидетели и современники, и явилась той основой, на которой выросло влияние Распутина (а до него других проходимцев вроде французского шарлатана Филипса). В свете опубликованной переписки царской четы перечисленные положительные качества выглядят как злая , насмешка. Трудно представить себе что-либо более примитивное 1и убогое, чем уровень мышления и кругозор царицы, хотя она |и имела диплом доктора философии Кембриджского университета. Столь же далеко от действительности утверждение, которое было и собственным убеждением царицы, что у нее сильная воля 21. То, что принималось за сильный характер, в действительности было доведенное до крайности истерическое упрямство, и опти­ческий обман здесь состоял в том, что оно было действенным орудием подчинения своему влиянию царственного супруга. Реально же императрица сама была марионеткой в руках Распу­тина, что она, кстати, не только признавала,' но и ставила себе в заслугу 22.

Мосолов вынужден признать, что у императрицы были «умственные способности и кругозор маленькой немецкой принцес­сы... не могущей по внутреннему своему содержанию стать настоящей императрицей». Другой близкий наблюдатель, началь­ник дворцовой полиции А. И. Спиридович, характеризовал императрицу как честолюбивую женщину, падкую на лесть и сплетни 23. Рассказывая о беседе с царицей в декабре 1916 г., государственный секретарь С. Е. Крыжановский указывал, что она «была совершенно чужда элементарных представлений о госу­дарственном порядке» 24. Врангель характеризовал ее как огра­ниченную, истеричную женщину 25.

Таким образом, личные качества царицы, по общему мнению,

были таковы, что никак не давали основания для ее влияния на политику. Однако в действительности, как будет показано дальше, это влияние было очень велико. И здесь историк встречается с тем же парадоксом, свойственным абсолютистской системе,— значительным воздействием на ход вещей ничтожной личности.

О Распутине так много написано, что нет надобности харак­теризовать его еще раз. Как уже говорилось, важнее точно уста­новить характер, методы и размеры его влияния на царскую чету. Что же касается Вырубовой, то необходимее внести некоторый корректив в сложившееся представление о ней как о совершенно глупой, ни в чем серьезном не разбирающейся женщине, роль которой ограничивалась только тем, что она была простым пере­даточным механизмом между Распутиным и царицей. Она была действительно недалекой, но ее глупость из тех, которую еще Щедрин характеризовал словами мужиков о «Диком помещике»: «дурак то он дурак, да ум ему большой даден». «Чтобы удержаться в фаворе у их величеств в течение двенадцати лет,— резонно замечает Спиридович,— удержаться под напором всеобщей ненависти и временами среди чисто женских недоразумений на почве ревности, надо было иметь что-либо в голове» 2о.