Анна Орлова - Аромагия

- Мирра, - проговорил он вдруг негромко, ласково убирая упавший мне на глаза локон. – За что вы ему мстите?

- М-м-м? – не поняла я. Хм, у юного любовника есть свои несомненные плюсы...

- Ну вы же за что-то мстите полковнику, - Петтер даже отстранился. Надо думать, лицо мое выразило удивление, потому что он усмехнулся как-то очень по-взрослому. – Мирра, я же не дурак. И не верю, что вы просто так... – он запнулся, подбирая слова. – Пришли ко мне.

- Петтер, - мягко произнесла я, ероша его темные волосы. Пахло от него совсем иначе, чем от Ингольва, и вообще, все было иначе. Это ощущение новизны (а ведь я прожила замужем тринадцать лет!) заставляло меня чувствовать себя пьяной от любви девчонкой. – Не надо.

- И все-таки, почему? – спросил Петтер, очерчивая пальцем мою грудь. Хм, нужно сделать ему крем от мозолей...

Резковатый аромат эвкалипта давал знать, что Петтер не отступится.

Я вздохнула (вот настырный!) и пошевелилась, устраиваясь поудобнее.

- Могу я просто ощутить себя женщиной? Не ценной вещью, не добычей, не грелкой для постели... – голос мой дрогнул.

- Мирра? – Петтер встревоженно заглянул мне в лицо. – Что случилось?

Я только помотала головой.

- Ничего.

- Вы ведь... ни с кем и никогда. - Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение. Он покраснел, как мальчишка (хотя почему «как»?), и отвел взгляд. – Ну, кроме господина полковника.

- Откуда вы знаете? – не сдержала любопытства я.

- Я же не слепой и не глухой, - дернул плечом он. – О вас ничего такого даже не говорили. И что я, не вижу, что ли?

Мне стало смешно.

- Какой вы проницательный! – иронически проговорила я, проводя пальцами по его виску, щеке. – Справки наводили?

- Мирра! – он перехватил мою руку, серьезно заглянул в глаза. – Не нужно. Я же люблю вас!

- Петтер, - я предпочла «не услышать» признание, которое сорвалось с его губ так же легко, как лишняя капля из пузырька с маслом. – Какое вам дело? Не надо вопросов.

И потянулась к нему. Он ответил на поцелуй, но хмурая морщинка между бровей не разгладилась...

Бессонная ночь не прошла даром, и в какой-то момент я попросту выключилась.

Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь и что со мной. Кожаный, древесно-амбровый аромат, крепкие мужские объятия, мягкий мех под спиной...

И только встретившись взглядом с Петтером, вспомнила все.

- Проснулись? – шепнул юноша, целуя меня в уголок губ.

По стеклам машины стучал дождь, надсадно завывал ветер.

- Да, - откликнулась я, пытаясь разобраться в каше чувств и ощущений. Все вперемешку: ванильно-бензойная расслабленность и лимонное смущение, шоколадное удовольствие и камфарно-перечный стыд. Так и не разобравшись, я поинтересовалась наигранно-беспечным тоном: - Который час?

- Около двенадцати, - ответил Петтер, бросив взгляд на запястье. Он был абсолютно голый, но не снял часы, и почему-то это заставило меня покраснеть.

- Вы не замерзли, Петтер? – спросила я, стараясь скрыть замешательство. Смотреть на него было... неловко?

В одном Петтер был прав: я никогда («Никогда раньше!» - поправила я себя) не изменяла мужу, так что понятия не имела, как держаться с любовником.

- Не замерз, - Петтер пошевелился, разжал руки. Спросил, не глядя на меня: - Уже жалеете?

- Нет, - ответила я, сама не зная, правду ли говорю.

Отвернувшись, я принялась приводить в порядок волосы. Половина шпилек потерялась, так что пришлось вынуть и остальные.

- Ясно, - проронил Петтер, собирая разбросанную одежду. От него повеяло горьковатым ароматом горящих листьев. Сожаление? Разочарование?

Одевались мы в молчании – неуклюже, путаясь в рукавах и пропуская пуговицы.

И так же молча возвращались в Ингойю. Петтер мчал вперед, почти до хруста сжимая руль. Я же делала вид, что пристально смотрю в окно.

Неловкость словно припорошила пеплом все, что между нами было.

Петтер резко затормозил возле «Уртехюс».

- Приехали, госпожа Мирра, - глухо сообщил он, глядя прямо перед собой. Пахло от него кедром и крепким чаем. Упрямство.

И снова это «госпожа», хотя мы были одни.

Я глубоко вздохнула, пытаясь сообразить, что сказать. И не нашла ничего лучше, чем:

- Спасибо вам, Петтер.

- За что? – он усмехнулся, но как-то криво, невесело. Затем повернулся ко мне. Глаза его странно блестели.

- За все, – я сделала неопределенный жест рукой. И отвернулась, не в силах выносить его пристальный взгляд. Потянулась к двери, пробормотала поспешно: - Спасибо. Я пойду.

- Мирра! – Петтер порывисто схватил меня за руку.

- Да, Петтер! – я заставила себя посмотреть ему в глаза. Или это он притянул мой взгляд?

Темные волосы встрепаны, губы упрямо сжаты. И запах – резкий, с нотами скипидара и остро-сладкого имбиря.

- Не смейте жалеть, слышите? – Петтер говорил тихо, но в голосе звенел металл. – Можете меня ненавидеть. Только не жалейте о том, что у нас было!

А меня вдруг обуяла злость. Почему он считает, что мне легко?!

- Прекратите! – потребовала я резко.

Он бессильно уронил руку, отвернулся.

- Извините.

Петтер выскочил наружу. Хлопнула дверца, и я с силой зажмурилась.

Боги, милосердные мои боги, я же сама этого хотела! Почему же теперь мне так плохо?

Выбравшись из автомобиля, я поискала взглядом Петтера... и замерла. Он что-то объяснял дюжему леденцу, стоящему на крыльце нашего дома.

Перепугалась я настолько, что сама не заметила, как оказалась рядом с ним, коснулась плеча.

Смутно знакомый констебль (надо думать, я видела его с инспектором Сольбрандом) подпирал спиной дверь и таращился на нас с любопытством. Это моментально меня отрезвило.

- Петтер, что случилось? – поинтересовалась я, пытаясь не паниковать. Что еще натворил Ингольв, раз в доме полиция?!

Петтер как-то замедленно обернулся. Бледный, растерянный, глаза расширены.

- Уннер умерла, - произнес он тихо. Пахло от него тревожной, холодной горечью полыни. – Ее нашли на пороге дома. Уже мертвую.

- Уннер? – признаюсь, в первый момент я испытала облегчение, что появление леденцов никак не связано с заговором. Потом потрясенно замерла. Мысли разбегались, как цыплята, и я никак не могла осознать, уместить в голове... Я слабо запротестовала: - Нет, не может быть!

Уннер, милая плутовка Уннер! Румяное личико, сладкий запах розы, заливистый смех...

- Может, - веско подтвердил леденец.– Непонятно только, кокнули ее, или того, самоубилась.

И горьковато-кислый запах – аир и лимон. Жадное любопытство.

Мне стало противно. Для этого человека смерть молодой девушки была всего лишь интересным эпизодом, поводом для сплетен.

Петтер напрягся, кажется, с трудом сдерживая гнев.

- Благодарю за информацию, - голос мой звучал сухо и официально. – Могу я поговорить с инспектором Сольбрандом?