Байрон Кейти - У радости тысяча имен

Действуйте, не совершая усилий.

Когда я привожу к себе домой одну из моих вос-1\хитительных внучек, я вытираю ей нос, целую ее, сажаю на высокий стульчик, кормлю — и я делаю это ради себя. Любя ее, я люблю себя, Я не вижу никакой разницы между нами. И поскольку я люблю себя, я могу любить каждого, кто появляется в моей жизни. В сорок три года я стала своим первым ребенком. Я полюбила себя, и эта любовь безусловна. Сила такой любви велика. Сотни тысяч людей, следуя моему примеру, учатся любить себя. Так они говорят мне.

Я влюбилась в себя февральским утром 1986 года. После нескольких лет убийственной депрессии я оказалась в клинике. Примерно неделю спустя я проснулась на полу своей палаты в мансарде (поскольку считала себя недостойной спать на кровати) и почувствовала, что по моей ноге ползет таракан. Я открыла глаза. Первый раз в жизни я видела реальность без каких-либо идей о ней. без мыслей и внутренней истории. Весь мой гнев, все мысли, которые меня беспокоили, весь мой мир и мир вообще — все исчезло. Меня тоже не было. Как будто бы тем февральским утром на полу мансарды проснулось нечто другое. Оно открыло свои глаза. Оно смотрело глазами Кейти. Оно было свежим, сияющим, новым; оно оказалось здесь впервые. Все было неузнаваемо. И это было восхитительно!

Смех поднимался из глубины и вырывался наружу. Новое существо дышало и пребывало в состоянии экстаза. Опьяненное радостью, оно жаждало всего. Для негоне было ничего отдельного, ничего неприемлемого. Все было его собственным «Я». Впервые я — оно — испытывала любовь ксвоей жизни. Потрясающе!

Все это имело место за пределами времени. Но когда я облекла это в слова, все встало на свои места и наполнилось смыслом. Там, на полу, я осознала, что между моим сном и тем мгновением, когда по моей ноге прополз таракан и появились мысли и мир, не было ничего. В этот момент родились четыре вопроса Работы. Я поняла, что ни одна мысль не является правдой. Все исследование уже присутствовало в этом понимании. Это было похоже на то, как с лязгом затворяются ворота. Проснулась не я — проснулось исследование. Проснулись две полярности, две части — левая и правая, нечто и ничто всего сущего. Я осознала это в то мгновение, когда пребывала вне времени.

Скажем так: когда я лежала там в состоянии осознания — как осознание, — появилась мысль: «Это нога», и в тот же миг я поняла, что это не было правдой, и испытала прилив радости. Я видела, что все было не тем, чем казалось. Это — не нога; это — не таракан. Это не было правдой, и тем не менее была нога, был таракан. Но они не имели имени. Не существовало никаких слов, которыми можно было бы назвать стену, потолок, лицо, ногу, таракана или что-то еще.

То, что пробудилось, видело все тело целиком, видело себя без имени. Не было ничего, что существовало бы отдельно от него, за его пределами, все оно было пронизано вибрациями жизни и радости, и все это было одним непрерывающимся переживанием. Любые мысли о возможности нарушить эту целостность, увидеть что-то за пределами себя не были бы правдой. Нога была там, но она не являлась отдельной сущностью, и называть ее «ногой» или как-то еще казалось абсурдным.

Смех продолжал изливаться из меня. Я видела, что «таракан» и «нога» — это просто имена для радости, что существует тысяча имен для радости и в то же время у возникающей в данный момент реальности не было никакого имени. Это было рождение осознания: мысли, отражающие самих себя и возвращающиеся к себе же; восприятие себя единой со всем сущим, утонувшей в океане собственного смеха.

Затем оно поднялось, и это тоже было потрясающе. Не было никаких мыслей, планов. Оно просто поднялось и пошло в ванную комнату. Оно подошло к зеркалу, посмотрело в глаза своего собственного отражения — и все поняло. Ощущение от этого было даже глубже, чем от той радости, которое оно испытало, впервые открыв глаза. Оно влюбилось в существо, отражающееся в зеркале. Казалось, что женщина и осознание женщины постоянно сливались. Там были только глаза и чувство абсолютной безграничности, лишенное какого-либо знания. Как будто через меня — его — пропустили электрический заряд. Это существо было подобно Богу, дающему себе жизнь в женском теле, — такому любящему и сияющему, такому могущественному. И в то же время она знала, что этим Богом была она сама. Об этом говорила глубокая связь с глазами в зеркале. В этом не было никакого смысла — просто узнавание того, что завладело ею.

Любовь — самое точное слово для описания подобного опыта. Все было раздроблено на части, а теперь соединилось. Оно двигалось, затем оно появилось в зеркале, а потом, буквально за долю секунды, от раз-деленности не осталось и следа — и все это отражалось в глазах. Глаза в зеркале были глазами этого нового существа. Оно отдавало себя и вновь возвращалось к себе. И это наделяло его качеством, которое я называю любовью. Когда оно смотрело в зеркало, глаза ■— их глубина — были всем, что являла собой реальность, всем, что существовало. До этого не было ничего — ни глаз, ни чего-то другого; даже стоящее там существо было ничем. А затем появились глаза и сделали его тем, чем оно должно быть.

Люди привыкли всему давать имена, стена, потолок, нога, рука. Но у него не было никакого имени, потому что оно невидимо. Оно невидимо. Если бы не глаза... Я помню слезы благодарности, которые текли по моим щекам, когда оно смотрело на свое собственное отражение. Я даже не знаю, как долго стояло оно так — уставившись в зеркало.

Это были первые мгновения после моего рождения в качестве его, или его рождения в качестве меня. От Кейти не осталось ничего. Не было даже обрывка воспоминаний о ней — не было ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. И в этой открытости так много радости. Нет н и чего слаще этого, и нет ни чего, кроме этого. Если бы вы любили себя больше всего на свете, то дали бы себе все, что только пожелаете. Лицо. Руки. Дыхание. И не только это. Стену, потолок, окно, кровать, лампочку. О! И это тоже! И это! И это! Я чувствовала, что, если бы я попыталась передать свою радость словами, с клиники, в которой я находилась, снесло бы крышу. И не только с клиники — со всей планеты. И я до сих пор чувствую то же самое.

Предотвращайте беду до того, как она произойдет. Приводите вещи в порядок прежде, чем они начнут существовать.

Н

Іет никакой нужды наводить в мире порядок. Вещи уже в порядке — даже до того, как они начинают существовать. Я выхожу на улицу и вижу людей, машины, собак, птиц, деревья, мусор. В этом живописном хаосе присутствует красота, которая всегда радует меня. Все это существует для меня, и все это предстает передо мной в самый подходящий момент — именно тогда, когда нужно.