Владимир Шилкин - Ветер истории

— Подъезжаем.

Все сразу замолкли и задумались. Я задумался сильнее всех. Вот какой черт меня за язык тянул? Расслабился, блин, на солнышке, разомлел. Разболтался как на форуме интернетовском, а здесь не интернет, здесь не на йух пошлют, а на виселицу. Вот кто этих солдат знает. Ну, Саня, допустим, свой человек, спорщик сам смутьян и сдавать не побежит, а остальные двое? Да уж, дурак дураком, подставился по полной. И что теперь делать? А похоже ничего не сделать. Услышанного не расслышать и остается только надеяться, что никто не сдаст. М-да, дела-а-а.

В госпитале нашел профессора, уж очень интересно было узнать как он аппарат Илизарова воспринял. Профессор нашелся у себя. На фронте было относительное затишье и раненых было мало.

— А-а-а, Сергей Алексеевич, если не ошибаюсь. Швы прибыли снимать? Садитесь.

Я уселся на указанное место и профессор, достав из шкафа металлический контейнер с инструментами, принялся снимать швы. Мог бы конечно и кому попроще поручить, но время свободное было, а он видимо хотел поговорить.

— Показала мне Александра Александровна ваше изобретение. Недурно, скажу я вам. Интересное решение. Только вы, не будучи медиком, упустили из виду некоторые важные нюансы, знаете ли. Боюсь, что использование его будет чревато заражением с крайне опасными последствиями. При самой-то операции мы стерильность обеспечим, а вот после… Вы сами представьте – лежит пациент в палате несколько недель, а в конечности у него открытые раны. Ну не совсем открытые, конечно, спицы их отчасти закрывают, но микробам ведь любой щелки достаточно, а это, знаете ли, молодой человек, гангрена! Так что попытка вытянуть пострадавшую конечность в ее нормальную длину может привести к полной потере оной. Так-то вот. Но сама по себе мысль великолепна! Честное слово, жаль, что невозможно ее использовать! У вас, определенно, есть технический талант!

Профессор еще немного похвалили меня, видимо, чтобы утешить. Странно, ведь у нас люди с этими аппаратами спокойно ходили. Профессору если такое сказать, так у него шок будет, наверное. Сомнительно, чтобы гигиена будущего чем-то отличалась от нынешней. Чистота, она и есть чистота. Ну да ладно, раз уж профессор решил, что невозможно, то другие, наверняка то же самое скажут. Может в будущем проблема антибиотиками решалась? Трудно вспомнить, чего не знаешь. Сам такое чудо не носил. Может про пенициллин ему сказать? А что сказать? Что из какой-то плесени можно делать лекарство классное? Да это курам на смех. Никто и слушать не станет и не потому, что плесень, а потому, что сам ничего не знаю, а всяких чудо-средств во все времена предлагали сотнями. Что еще можно полезного вспомнить? Капельниц я тут не видел. Но тут своя засада. Сама-то идея понятна, а вот из чего делать? Пластика тут нет, по крайне мере такого из которого можно трубочки делать. Или их из силикона делают? Один хрен, нету. М-да, похоже медицине я ничем помочь не могу. Обидно, досадно, но ладно, ладно, ладно. Значит не судьба.

Профессор закончил дергать нитки из моей головы и смочил ее спиртом.

— Вот и все, милейший. Теперь вы совершенно здоровы. Ну то есть физически здоровы. Память ваша не восстановилась?

— Нет, профессор, увы.

— Ну ничего, не расстраивайтесь! Она может вернуться в любой момент и в полном объеме.

Профессор как неуверенно помялся и решившись спросил

— Сергей Алексеевич, вы позволите задать вам личный вопрос? — дождавшись кивка, он еще помявшись спросил, наконец. — У вас с Александрой Александровной…

— Простите, профессор, но никаких НАС с Александрой Александровной нет. Я просто предоставил раненым по ее просьбе бричку на рессорах.

— Вот и славно, — облегченно засуетился врач. — Вот и замечательно, а то, знаете ли, не хотелось бы каких-то слухов, да и вообще…

— Знаю, профессор. Вы совершенно правы и мне это тоже ни к чему. И я и Александра Александровна взрослые разумные люди и не собираемся делать никаких глупостей или давать поводов для сплетен. Да и мыслимое ли это дело. Кто она и кто я.

— Да, да, — закивал профессор. — Извините, что спросил. Сами понимаете мое положение. Ведь я в некотором роде несу ответственность за девушку.

На этом мы и расстались. Сашеньку я не встретил. И слава Богу, ибо и правда, нефиг. Хватит на сегодня косяков.

На обратном пути сделал Сане внушение, чтобы не трепался о разговоре с ранеными. Тот, выпучив для убедительности глаза, заверил меня, что могила и вообще. Судя по задумчивым взглядам, которые последующие пару дней бросал на меня бывший бунтарь Сыпченко, Саня таки проболтался. Впредь будет мне наука – на его молчание полагаться нельзя.

Тема с листовками меня зацепила. Я-то думал, что пропаганда в армии началась позже, когда Временные вожжи отпустили. Оказалось, что ничего подобного. Клим, когда я его при случае расспросил, рассказал, что да, и листовки по рукам ходят и газеты даже иногда появляются и агитаторы есть. Правда агитаторы из своих, из солдат. Пополнение прибывает постоянно, а народ в тылу совсем с ума посходил с этой политикой. Правда большой проблемы в политике Клим не видел. Многие "сицилисты" были отличными солдатами и числились у командиров на хорошем счету. Другое дело – дезертиры. Война уже всем порядком надоела, тем более, что за что она идет никто толком не понимал, а речи толкаемые иногда начальством и призывы в казенных газетах солдаты уже давно пропускали мимо ушей и глаз. Уж больно мудрено и вычурно изъяснялись образованные господа и прямо сказать ничего не могли. Все больше про верность царю и прочие высокие материи рассуждали. Вот солдаты и бежали, особенно перед большими боями. Дезертиров, конечно, ловили, но те называли другие полки и пока разбирались кто да откуда, бои стихали. Почему дезертира нужно возвращать обязательно в свой полк и почему даже судить его надо было непременно там, я так и не понял. В общем трусы нашли беспроигрышную лазейку, тем более, что даже тем кого отдавали под трибунал грозила не смерть, а каторга. Некоторые вполне сознательно шли в бега, предпочитая сидеть, а не лежать в безымянной могиле. Дела-а-а…

Я дал мужикам отдохнуть денек после смотра. Все-таки всю неделю трудились не покладая рук и ног. Долго, правда, отдыхать тоже нельзя – германское наступление на носу. Так что после выходного, начали подготовку. Катались по дороге, посещали места предстоящих боев и бегая по передовым траншеям высматривали наиболее выгодные маршруты для набегов на врага. Понятно, что после артподготовки ландшафт изменится, но хотя бы позиции для стрельбы надо высмотреть. Мысль об артподготовке родила еще одну. Дорога вдоль реки шла довольно близко к позициям обороны и наверняка будут попадания и в нее. Воронки от гаубичных фугасов я уже видел и оптимизма они не внушали. В итоге решил обзавестись подкладными досками. Объяснил идею Климу и велел озадачить кого-нибудь из наших. Через пару дней подкладки были изготовлены и привешены к бортам. С каждой стороны была одна длинная и одна короткая, чтобы помещалась между задним и передним колесом, толстые дубовые доски со скосами на концах и насечками на плоскости. Закреплены они были на брусках с уступами и простыми барашками, фиксирующими доски сверху. Я было придрался, что отставленные примерно на 4 см от борта доски увеличивают валкость машины, но Клим и Сыпченко привели свой довод – так хватать удобней, а значит и быстрее. Ну и ладно, не так уж сильно и центр тяжести сместился. Авось не завалимся, а быстрота и правда будет важна. Так в трудах и заботах прошло шесть дней. Водилы практиковались, пулеметчики научились трогаться с места и ехать по прямой на всякий случай и все, включая ездовых держаться за пулемет. Это, конечно, не настоящие пулеметчики и даже не "уверенные пользователи", но пострелять из заряженного пулемета в сторону врага смогут. Не попадут, так хоть напугают и отгонят от машины.