Владимир Шилкин - Ветер истории

— Многие товарищи с вами не согласятся, — спокойно заметил Сталин. Не осуждает и не сожалеет, просто констатирует.

— Да, но это во многом инерция мышления. Если мы хотим создать народное государство, то нужно сразу показать государственную волю. Сейчас патрули порядок поддерживают, но только в своих районах. Сотни шаек обитают у нас под боком, а воровать и бандитствовать ходят в центр. Многие, конечно, рассуждают так, что мол, они там богатых грабят и так им и надо. Я же смотрю иначе. Не говоря о политическом аспекте дела, чисто практически, если эти притоны не ликвидировать и порядок в городе не навести, то через некоторое время бандиты станут самостоятельной вооруженной силой, способной на серьезные акции, навнедряют своей агентуры в наши ряды и будут злодействовать от нашего имени. Более того, по мере нарастания тягостей и собственного усиления они начнут терроризировать и рабочие районы. Ну а уж после взятия власти, нам совершенно точно придется решать эту проблему. Так не лучше ли начать сейчас, пока уголовники не укрепились на территории? Не лучше ли уже сейчас озаботиться созданием квалифицированных кадров для народной милиции, которая сможет не только играть с бандитами в догонялки, но и реально вести с ними борьбу?

— Многие считают уголовников классово близкими пролетариату. Считают, что их надо перевоспитывать и ориентировать на классовую борьбу.

Сталин, бросив этот тезис, смотрел на меня, прищурившись. Ждет, как отвечать буду. Ну-ну, я над этим уже думал давно.

— Если смотреть на мир через призму аристократической доктрины деления общества, то так оно и есть. Ну а если смотреть с точки зрения марксизма, то все наоборот получается.

Ага, похоже, теперь я его, действительно удивил, даже стакан поставил.

— Объясните свою мысль, товарищ Волков.

— А что тут непонятного? Упомянутые вами товарищи свою идею классовой близости на чем основывают? На происхождении, а это и есть сословный подход к обществу. Они, видимо, как и аристократы, полагают, что моральные и прочие качества достаются человеку по наследству. Только плюс на минус поменяли. Я же настаиваю на том, что происхождение человека не имеет принципиального значения. Классовая сущность определяется местом человека в социально-экономической системе. Точнее даже не самим местом, а видением человеком этого места. Вот рабочий, к примеру, производит промышленный продукт и потребляет лишь малую часть от него. Эксплуататор ничего не производит, но потребляет продукт, произведенный другими людьми, таким образом, их эксплуатируя. Ну и к какому классу в таком разрезе относятся воры? Они что-то производят? Нет. Потребляют? Да. Следовательно, они такие же эксплуататоры, как заводчики, банкиры и помещики. Только они не смогли в отличие от перечисленных встроиться в систему. Вот и все, — я чуть подумал и выдал чью-то цитату. — Воры бывают двух типов. Одни боятся полиции, а другие коммунистов.

Сталин задумался. Разговор у нас вышел долгим.

Мы проговорили до утра. Сперва обсудили практические вопросы. Сошлись на том, что надо активнее вести пропаганду среди офицеров, что наши позиции в Петросовете можно и нужно постоянно усиливать, что гражданская война неизбежна, что нынешнее правительство доведет страну до ручки, что попытка военного переворота весьма вероятна. Многие организационные вопросы решили в общих чертах. Никаких конкретных обещаний Сталин не давал, ссылаясь на то, что он не начальник и командовать партийной ячейкой, а уж тем более всеми левыми силами не может и вообще выразил сильное удивление, что я почему-то уверен в его возможностях решать проблемы самостоятельно. Тут он прав был, конечно. Я как-то забыл, увлекшись беседой, что передо мной не Вождь народов, а всего лишь старый подпольщик. Ну, хоть поспособствовать обещал. И то хлеб.

Удивил он меня позже. Мы перекусили, и Сталин достал свою пока не знаменитую трубку. Удовлетворенно откинувшись, он выпустил облако густого дыма в сторону и неожиданно сменил тему.

— Я тут читал ваши статьи, товарищ Волков… — Коба затянулся, помолчал немного и продолжил. — Интересные мысли, во многом правильные, но мне кажется, вы поторопились вступать в ряды большевиков.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не уронить челюсть на стол.

— И почему же вы так считаете?

Сталин встал из-за стола и заходил по комнате, рассуждая.

— Правильные мысли это еще не все. Главное, в какое понимание цели они складываются вместе. Я много думал над вашими статьями, но так и не смог понять, к какому устройству мира вы стремитесь. Я понял, в чем вы видите опасности, понял, как вы хотите от них уберечься, но так и не понял, в чем вы видите окончательную победу.

Я сидел, водил глазами за ходящим туда-сюда Сталиным и тихо обалдевал, а тот продолжал рассуждать о возможных вариантах моего мировоззрения. Приводил различные выводы, которые можно сделать из моих статей. Сталин спокойно, дружелюбно, но беспощадно подводил меня к необходимости свести свои мысли и предпочтения в цельную систему с ясными целями, задачами и необходимыми условиями для их достижения. Железной логикой мягко тыкал меня в неправильность моего подхода, доказывая, что развивать мысли надо от главного к частному, а не к главному от хаоса множества отдельных идей.

Собственно, до утра мы говорили именно об этом. Фактически Сталин меня учил стратегическому мышлению. Удивительно, но смог обойтись без сакраментальной фразы "вам надо учиться", предоставив мне возможность, самому прийти к этой мысли. Интересно, он так работает со всеми перспективными товарищами или у него на меня особые планы? В любом случае, он, похоже, уже занес меня в списки своих, раз потратил на мое воспитание целую ночь. Вечер я не считал – он был потрачен на прощупывание и конкретные практические вопросы.

Из особняка Кшесинской, где расположились, в том числе и большевики, я вышел с головой тяжелой от мыслей и недосыпа и небольшой, но тяжелой сумкой. А ведь дел на сегодня было запланировано немало. Придется напрягаться изо всех сил, чтобы не накосячить ненароком, но я был доволен. У меня было ощущение, что этой ночью многое решилось в моей жизни.

— Сергей Алексеич! — окликнул меня сзади знакомый голос. — Доброго утречка! Что ж не разбудили-то?

— Доброе, Клим. Да я и не знал, что ты здесь ночевал.

— Так куда же я без вас? Вы же без меня пропадете!

— Клим, а ты не хочешь во взводные пойти, а то и в ротные? Грех человека с таким боевым опытом как у тебя в порученцах держать.

— Нет, Сергей Алексеевич! — Клим аж руками замахал на меня. — Не хочу никем командовать! Я уж лучше только сам за себя отвечать буду, ну и за вас еще немного. Людьми командовать, так это перед Богом ответ держать за каждого убитого да искалеченного. Не по силам мне такой крест. Вы уж увольте меня, ваше благородие, от такой ноши!