Владимир Шилкин - Ветер истории

Я считаю и думаю, вы сударь, со мной согласитесь, что рабочая милиция должна официально прийти в подчинение министерству внутренних дел. Я прав, гражданин Волков?

Князь уставился на меня взглядом, исполненным торжественного осознания историчности момента.

— В целом, господин министр, я разделяю ваш взгляд на проблему, — осторожно начал я отвечать. — Однако, есть ряд проблем, которые не позволяют решить их столь прямо и решительно.

— Что же это за проблемы?

— Во-первых, в недавних событиях полиция и рабочие пролили немало крови друг друга. Участники рабочих патрулей просто откажутся нести службу вместе с недавними врагами. Тем более, что счеты их не ограничиваются лишь февральскими столкновениями. Рабочие прекрасно помнят и девятьсот пятый год и более ранние обиды.

Во-вторых, рабочие патрули действуют на голом энтузиазме и свою службу в патруле рассматривают как разновидность домашних дел. Так что попытка министерства руководить поддержанием порядка в их доме, будет воспринята как вторжение в их частную жизнь.

В-третьих, рабочие просто не вполне доверяют правительству и будут держаться за свою самостоятельность до конца и если понадобиться, отстаивать ее силой оружия. Благо такой опыт у них уже есть.

— Вы хотите сказать, что если вы отдадите им такой приказ, то они откажутся его выполнять?

Львов смотрел на меня растерянно и пытался осмыслить новые факторы.

— Боюсь, вы не вполне понимаете мою роль в ополчении. Я для них не командир, а лишь авторитетный лидер. Приказ перейти в подчинение бывшим полицейским чинам, да и просто правительству будет понят ими как возврат к прежним порядкам под новой вывеской. Как вы понимаете, подобный приказ будет воспринят, точно так же, как приказ о капитуляции победившей армии. Человек, отдавший такой приказ, сразу перестанет быть авторитетом и лидером, да и просто перестанет быть. Ну да это мелочи, а вот сам слух о попытке возврата к старым порядкам может вызвать повторенное восстание.

На этот раз князь задумался всерьез. Минуты через три напряженных размышлений он снова обратился ко мне. Говорил он медленно, будто размышляя вслух.

— Первая причина мне понятна, однако вы должны понимать, что без старых специалистов бороться с преступниками решительно невозможно. Думаю, вы своим авторитетом все-таки сможете хоть как-то повлиять на рабочих и убедить их прислушаться к голосу разума. Вторая причина, на мой взгляд, вполне устраняема при должной деликатности подхода посредством выплаты жалования. Но почему рабочие не доверяют новому революционному правительству? Ведь мы уже дали народу столько свобод и прав! Это решительно непонятно! Что вы думаете об это, гражданин Волков?

— Давайте по порядку. Думаю, что вопрос взаимоотношений рабочих и полиции гораздо сложнее, чем вам кажется, но решаем. Хотя это потребует длительного времени.

— В чем же вы видите решение? — спросил Львов как-то рассеянно. Неужто факт народного недоверия его так сильно поразил?

— В обучении ополченцев сейчас активно задействованы инструктора из учебных рот. Они не входят в штат ополчения, а являются привлеченными специалистами. В качестве командиров рабочие бы никогда не приняли армейских унтеров, а унтеров было бы невозможно удержать от привычных для них методов обучения подчиненных затрещинами и зуботычинами. В качестве же инструкторов они вполне приняты рабочими, которые привыкли уважать мастеров своего дела в любой профессии. Да и инструктора, понимая, что рабочие не их подчиненные, относятся к ним уважительно. Так что учебный процесс обходится без конфликтов и озлобления. Думаю, что профессиональные полицейские в таком же качестве инструкторов будут пусть и без удовольствия и приветливости, но приняты милицией как неприятная необходимость, после соответствующей разъяснительной работы. В данном вопросе необходимо не пытаться поставить народные патрули под контроль, а вести осторожное, но непрерывное движение навстречу друг другу со обоих сторон. Когда милиционеры в ходе практической работы осознают глубину своей неготовности к борьбе с преступностью, то отношение к старым кадрам улучшится.

Львов слушая меня, менялся в лице несколько раз, выражая то удивление, то досаду, то облегчение от того, что проблема все же решаема. Алексеев же, до сих пор наблюдавший за нашим диалогом с едва заметной улыбкой, после упоминания инструкторов из учебных рот, резко собрался и стал внимательно за мной наблюдать весьма задумчивым взглядом.

— Недурно, гражданин Волков. Вы, очевидно, умеете находить выход из непростых ситуаций. Эту вашу идею еще предстоит обдумать, а что вы думаете о прочих препятствиях на пути установления порядка?

— Ну, вторую проблему вы уже сами успешно решили. Только проводить решение о жаловании, все же лучше через Петросовет. Да и называть его лучше компенсацией за рабочее время, потраченное добровольцами на общественные нужды. Тогда это не будет воспринято, как попытка купить и подчинить.

— Это совершенно понятно, гражданин Волков, тем более, что милиция как раз и находится в ведении местных властей.

Князь еще чуть слышно повторил полное название выплат, предложенное мной, пробуя формулировку "на вкус" и кивнув своим мыслям, предложил мне продолжать.

— Третья проблема самая сложная и самая очевидная. Это недоверие к правительству.

— Для меня она не столь очевидна, как для вас, — сразу же заволновался князь. — Вас не затруднит разъяснить причины этого недоверия?

— Ну, это как раз просто. Все свободы и права, рабочие считают своими завоеваниями, которые они добыли своей кровью.

— В этом они, безусловно, правы, но разве не очевидно, то мы с ними в этих вопросах единомышленники?!

— Для рабочих – нет. Для них Временное правительство лишь группа богатых людей, мало чем отличающихся от тех же заводовладельцев, с которыми они вели борьбу за свои права. С какой стати им доверять тем, кто вызывал войска для расстрела бастующих рабочих? Так что с оружием они не расстанутся и относиться к вам будут подозрительно еще долго. Решение у этой проблемы только одно – время. Рабочие долго будут следить за каждым вашим указом и только длительное ежедневное подтверждение вашей приверженности идеям равноправия и защиты прав трудящихся их сомнения сперва ослабнут, а потом и вовсе развеются.

Закончить я решил на оптимистичной ноте, уж больно жалко было смотреть на лицо князя-революционера. Ну не объяснять же ему, что свобода собраний и голоса рабочим в их районах ни к чему. Эти свободы им винтовки дают. Ну а про требование мира и справедливого распределения доходов и говорить нет смысла. Не поймет. Так что пусть лучше думает, что нас можно задобрить, глядишь, что полезного урвать получится.