Майкл Мортимер - Тайна девичьего камня

Или на правой? Прости мне мою неуверенность. И вот она опять, печаль, рука об руку с виной и страхом.

В центре черных дыр находится глаз шторма — то, что физики называют сингулярностью. Это экстремальная точка, где законы физики выведены из игры: говорят, что время и место меняются там местами. Гравитация там настолько сильна, что сжимается не только свет, но и все известные нам измерения — восток, запад, север и юг — сливаются в одно целое: будущее именно там.

Именно об этом будущем я фантазировала в течение многих лет, когда все казалось таким безнадежным. О будущем, где я была здоровой и мы могли снова встретиться, ты и я. И я могла заключить тебя в объятия, так было, когда ты только родилась и мы были единым организмом.

Дело в том, что я обнаружила проблему, которая находилась прямо перед носом математиков, но которую мало кто изучал. Это что-то вроде нового платья короля для некоторых разделов квантовой физики. Понимаешь, нельзя просто-напросто утверждать, что сингулярность существует! Сингулярность — синтаксическая ошибка математики. Если в результате моих вычислений у меня получается сингулярность, это всегда означает неправильный расчет. Один плюс один не может быть «чем-то странным» только потому, что ты засунул учебник по математике в ужасную дыру во внешнем космосе. И тем не менее все в это верят, поскольку находятся под впечатлением от черных дыр. И для того, чтобы защитить Эйнштейна и Стивена Хокинга и все-таки объяснить наличие черных дыр, они должны были придумать темную энергию и сингулярность, дабы картина нашей Вселенной была законченной. Чушь.

Так они поступали всегда, известные мужчины, когда что-то угрожало их мирозданию. Особенно Карл фон Линней, которого Альма проклинала так, что вся заливалась красной краской. Каждый раз, когда о нем заходила речь, она сплевывала через плечо. Я могу ее понять. Цветочный король, дядечка в парике на наших стокроновых купюрах. Отец таксономии, который обнаружил сексуальность у растений и дал женщине ее знак, а мужчине его. Который посвятил всю свою жизнь работе и порядку, порядку и работе и который посылал своих учеников в разные концы земли для осуществления самых крупных научных проектов, чтобы они также могли работать и приводить все в порядок, собирать все виды и каталогизировать их.

Жалкий трус, а не ученый, если спросить Альму. Ну ладно. Это не мое дело. И я надеюсь, что и Альма в конце концов устала от своих конспираций. Если тебе когда-нибудь станет скучно, расспроси Альму о ее секретах. Спроси о Линнее! Спроси о его ученике Даниеле Соландере! Надеюсь, она улыбнется и расскажет о своей собственной глупости, но боюсь, что вместо рассказа ты встретишь ее самый черный взгляд.

Во всяком случае, в черных дырах все сминается в комок — и в этом он прав, Стивен Хокинг. Именно это я буду испытывать сегодня ночью, когда лягу спать, написав тебе письмо и разбередив все чувства, которым я обычно не даю волю. По ночам вся моя жизнь сжимается в комок. Даже если днем я чувствую себя хорошо, ночью все мои телесные недуги дают о себе знать и оставляют на теле ожоги. Во сне у меня в голове крутится наш уединенный емтландский хутор в осенне-зимне-весеннем свете. Школьный автобус моего детства, который мелькает между деревьями и проезжает мимо, ни разу не останавливаясь, чтобы забрать меня. Малодушие Манфреда, молчание Лассе и священная лаборатория Альмы, где она дергала бабочек, проклинала науку и те самые камни, которыми была одержима. Ее страшная советская тайна, за которую я расплатилась. По ночам мне вспоминаются все наши ссоры и поездка сюда в шторм на пароме, полном уродливыми людьми. К этому примешиваются топкие почвы и кабаны, которые начали разрушать мой сад и которых я смертельно боюсь, когда мне надо идти в туалет на улице.

И в самом центре всего этого — ты, как большая невинная ошибка в расчетах. Синтаксическая ошибка, которая навзничь опрокидывает все представления о том, как создана Вселенная. Только потому, что ты цельный и чистый кусок любви, который противостоит всяческой тьме. Ты сама противоположность тьме.

Я так тебя люблю!

Е.

Ида проснулась на каком-то диване. Диван стоял в очень чисто убранной гостиной, оформленной в минималистском стиле. Три большие абстрактные картины в бледных пастельных тонах висели над большим плоским телевизором перед креслом. Ида лежала без одеяла, совершенно голая и вся мокрая от пота.

И тут она услышала голоса детей, играющих где-то на улице.

Она подняла голову и почувствовала головокружение, но не такое, как с похмелья.

Я ведь вчера не очень много выпила?

Она ощутила странную тяжесть, особенно в затылке. Оказывается, она лежала лицом на твердой декоративной подушке, сшитой из ткани по эскизам Йозефа Франка. На цветастой наволочке виднелись большие разводы от слюны.

Она медленно села на диване.

Значит, я в таунхаусе?

Низкое солнце боковым светом освещало свежевыпавший снег на детской площадке, куда явно пришла детсадовская группа. Детские крики резали уши, хотя дверь террасы была закрыта.

Сколько времени? Где моя одежда?

И вдруг она обнаружила…

Что-то вязкое между ног.

Нет, у меня был…

Нет, нет…

Секс.

Внезапно ей стало очень плохо.

И вспомнилась вся череда событий: вчерашний вечер, банкет, Лобов, шкатулка, Йенни-полицейская, алкоголь, ночь, Поль…

Она тяжело задышала и выбросила из головы все мысли за исключением одной, самой последней, поскольку от нее не удавалось отделаться.

У меня был секс? С Полем?

Как это могло произойти? Я же никогда ни с кем так раньше не делала, в первый вечер… Черт возьми!

Ида внезапно почувствовала, как у нее выступили слезы. Что же произошло?

Ей стало еще хуже, она быстро встала и натянула трусы и лифчик. Надо найти туалет, не может же меня вырвать прямо здесь, на полу!

Она прошла через кухню и на разделочном столе увидела два бокала с красным вином — оба наполовину полные — и остатки сырной корки. В целом кухня была чистой — хромированные поверхности и белый овальный обеденный стол от Йенсена с висящей над ним датской дизайнерской лампой. Минимализм нарушало только одно: настенный календарь на заказ с фотографией красивой женщины в красном колпаке. Женщина иронично и с притворной сексуальностью кусала себе нижнюю губу.

Ида перевернула декабрьскую страницу и посмотрела другие фотографии. Та же женщина. На августовской странице на фоне покрытых тропическими лесами островов скорее всего таиландского архипелага рядом с женщиной стоял, опираясь на поручни парусника, тот самый сладкий мужчина — мечта всех тещ, в чьем доме, как она предполагала, она находилась.