Майкл Мортимер - Тайна девичьего камня

Письмо начиналось с середины предложения:

…я знаю об Альме. Моя любовь к Альме никогда не была пристрастной. Я позволял ей молчать о том, о чем она хотела молчать. Ида, я надеюсь, что когда-нибудь, когда ты станешь старше, она сама расскажет тебе о той боли, которую пережила. Я много раз просил ее рассказать, но от одной мысли ей становится плохо. Это надо уважать. Уважать, что любовь к кому-то не может быть всеобъемлющей. Некоторым людям надо давать возможность молчать и не высказываться, это единственный способ общаться с ними. Эти письма, разумеется, я передаю Альме. Она обещала не открывать их, но поскольку она знает, что я пишу об Еве, т. к. я об этом сказал, я не могу быть уверен в том, что она не трогала конверты. Ведь Ева, как ты поняла, большая открытая рана в душе Альмы.

Но теперь я расскажу об Альме, твоей бабушке.

Альма родилась в 1924 г. и выросла в маленькой деревне под Львовом, в Польше, ныне в Украине. Ее отец позже стал преподавать физику в Варшавском университете, но к тому времени она уже уехала из дома и начала учиться. Ее мать была русской по имени Алина, она помогала крестьянам на соседних участках. Чрезвычайные способности Альмы к обучению обнаружили рано, и она получила возможность учиться в школе во Львове. Похоже, она и там отличилась, поскольку оттуда ее послали прямо в отделение естественных наук гимназии при университете Пилсудского, в которой она тоже пробыла недолго. Ее направили в Германию в Дармштадт, где она стала учиться в классе, куда собрали самых одаренных детей со всей Европы. Там она изучала минералогию, сопромат, математику, физику и несколько языков. И тут в 1939 г. началась война. Каким-то образом здесь мои знания меня подводят. Через несколько лет Альму приняли в подпольное польское движение Сопротивления, и она стала служить в своего рода спецназе. Возможно, как переводчик и, может быть, как эксперт в области геологии. Ну да ладно, к концу войны она попала в плен, когда Красная Армия взяла Восточную Польшу и Альма оказалась в Советском Союзе. Через несколько лет ей удалось оттуда бежать, по крайней мере мне она говорила так. Она сбежала из места под названием Челябинск 47, секретного советского научного города где-то на Урале. Хотя тогда, конечно, едва ли знали об его существовании и еще меньше о том, где он находится. Осенью 1950 г. ей каким-то образом удалось через ГДР попасть в британский сектор Западного Берлина.

Британцы, конечно, поняли, что она не рядовая беженка. Она была чрезвычайно умна и хорошо образованна, свободно владела несколькими языками и, главное, могла рассказать о секретах советской научной индустрии. Британцы позаботились о том, чтобы скорее переправить ее в Лондон. Она говорила, что ее допрашивали несколько недель. Кончилось тем, что она получила работу в разведке. Ты должна знать, что такое случалось крайне редко. Большинство перебежчиков в то время допрашивали, потом им давали новое имя и фамилию плюс, может быть, маленький стартовый капитал. Затем им приходилось мириться с людьми, которые ходили за ними по пятам как тень до конца жизни. Но по какой-то причине они взяли на службу именно Альму. Немецкий ученый польского происхождения, который выбирается из наисекретнейшего Советского Союза и получает работу в МИ6. Что она на самом деле знала такого ценного? По ее словам, никаким шпионом она так и не стала, а стала только научным советником. Но честно говоря — я не знаю.

Альма, конечно, имела дело с тем, что видела в Челябинске 47: сольвент и коагулянт.

Эти два слова будут преследовать ее всю жизнь. Вкратце можно сказать, что сольвент и коагулянт — два очень необычных элемента, которые русские или изобрели, или обнаружили. И которые исследовали в Челябинске 47. Русские окрестили элементы по названиям двух основополагающих процессов, с помощью которых алхимики пытались изготовить золото. Сольвент растворяет все до составных частей, то есть разрушает. А коагулянт — соединяет, создает формы, созидает. И Альма посвятила несколько десятилетий своей жизни вместе со мной в качестве ассистента попыткам понять эти элементы. Да, именно этим она и занималась в подземной лаборатории, которую мы построили в лесу, — надеюсь, что Альма покажет ее тебе, когда ты немного подрастешь.

Пусть Альма расскажет тебе это. Остальное ты, наверное, уже знаешь. Я работал в компании по производству атомной продукции ASEA Atom в Стокгольме и весной 1955 г. поехал на конференцию в Саутгемптон. Она была там. Светлые волосы, красивые печальные глаза и к тому же эксперименты с плутонием. Мы поцеловались на балконе холодным дождливым вечером.

Приехав домой после конференции, я начал посылать ей письма, прямо как ненормальный, но получал только вежливые ответы. Альма словно никак не могла решиться (что для нее крайне нехарактерно, как ты знаешь). Я ухаживал за ней несколько лет. Я будто знал, что никогда не полюблю никого другого, кроме нее. И вдруг в один прекрасный день она пригласила меня к себе домой в Лондон. МИ5 дала ей чудесную маленькую квартирку рядом с Тёрло-плейс. На самом деле довольно символично. Оказалось, что Тёрло-плейс находится между местным филиалом МИ5 у Саут Кенсингтонстейшн, где работала Альма, и Британским музеем естественной истории. То есть она жила между естествознанием и разведкой и бегала туда-сюда. Если я правильно понимаю, через какое-то время она стала чаще забегать в музей.

Теперь она внезапно проявила большую заинтересованность. Наверное, она поняла, что то, над чем она действительно хотела работать, можно делать не только в Лондоне. Она практически раздала все свое имущество и поехала со мной домой. Я очень хорошо это помню: еще в самолете она сказала мне, что не очень-то создана для семьи. Ведь она ученый.

Но — уже тогда она была беременна.

Она сразу же влюбилась в природу севера. Когда родилась Ева, мы уже купили немного земли в Емтланде и продвинулись со строительством охотничьего домика. Сначала он состоял из небольшой комнаты, но когда родилась Ева, Альма…

Здесь письмо обрывалось. Резко.

Ида еще раз прочла заключительные строчки.

Цензура?

Значит, письма ее дедушки с того света, адресованные непосредственно ей, подверглись цензуре?

Кто мог это сделать?

Альма?

Нет! Так не поступают! И в таком случае Альма бы выбросила все письмо.

Нет, продолжение письма, должно быть, каким-то образом затерялось.

Только надеюсь, не по моей вине.

Ида закрыла глаза и представила все разы, когда они грузили и перегружали мусорные мешки. И затем сортировку дома у Долли, потом новые упаковки. Мы нигде не забыли какие-нибудь бумаги?

В конце концов она уснула, не будучи до конца уверенной.