Холли Блэк - Черное сердце

А кто защитит меня от вас?

От нас? Да твоя семейка одна из худших…,

начинает Джонс, но Юликова останавливает его взмахом руки.

Кассель, для тебя это огромный шаг вперед. Я рада, что ты задал этот вопрос, рада, что ты откровенен.

Я молчу. Жду, затаив дыхание, сам не зная чего.

Конечно, ты сомневаешься. Послушай, я знаю, ты полон противоречивых чувств. Понимаю, ты хочешь сделать правильный выбор. Так что давай и дальше говорить начистоту. Я со своей стороны со всей открытостью заявляю, что если ты сейчас откажешься, начальство не одобрит твое решение и не похвалит меня.

Встаю и разминаю пальцы, глядя, не появятся ли трещинки на «перчатке». Но нет — она словно вторая кожа.

Может, дело в Лиле Захаровой? — Спрашивает Юликова. — Из-за нее ты не можешь решиться?

Нет! — Говорю я и надолго закрываю глаза, считая свои вдохи и выдохи. Я не злил Юликову. Это она меня разозлила.

Мы всегда знали, что вы с нею близки,

Юликова, чуть склонив голову набок, изучает мою реакцию. — Кажется, она хорошая девушка.

Фыркаю.

Ладно, Кассель. Кажется, она весьма испорченная девушка, которая очень тебе нравится. А еще она, похоже, не хочет, чтобы ты работал на правительство. Но это твое решение, выбирать тебе. С нами тебе и твоему брату куда безопаснее. Если ты ей и правда дорог, она поймет.

Давайте не будем о Лиле,

заявляю я.

Юликова вздыхает. — Ладно. Это необязательно, но ты должен мне сказать, подпишешь ли ты документы.

В этой пачке бумаг есть что-то умиротворяющее. Если бы меня хотели просто отправить за решетку, то не просили бы что-либо подписать. Как только я оказался бы в тюрьме, то попросту лишился бы права голоса.

Беру пропуск и вешаю его на шею. Потом беру наушник. Так мне ничего не удастся выяснить — разговор может длиться вечно, а Юликова так и не проговорится, ничего не сболтнет ненароком.

Захаровы — преступная семья, Кассель. Они используют тебя, а потом вышвырнут. И Лила тоже. Ей придется работать на них, и она изменится.

Я же сказал, не хочу об этом говорить.

Агент Джонс встает и смотрит на часы. — Пора ехать.

Бросаю взгляд в сторону своей спальни. — Мне взять свои вещи?

Джонс качает головой. — Вечером мы заедем сюда, а уже потом подбросим тебя в Уоллингфорд. Придешь в себя после отдачи, смоешь краску.

Спасибо,

говорю я.

Он что-то бурчит.

Все это кажется вполне правдоподобным. Я и правда, возможно, вернусь в эту комнату, Юликова и Джонс, быть может, и правда пытаются понять, как лучше общаться с парнем, криминальное прошлое и ценное умение которого в одно и то же время и полезны, и налагают ответственность. Может, они и не думают меня подставлять.

Так или иначе, пора действовать. Пора решать, во что я хочу верить.

Ты платишь деньги и получаешь сдачу.

Ладно,

вздыхаю я. — Давайте сюда бумаги. — Достаю из кармана куртки ручку и с причудливым росчерком расписываюсь над пунктирной линией.

Брови агента Джонса ползут вверх. Я усмехаюсь.

Юликова подходит ко мне, смотрит на бумаги и проводит пальцем по моей росписи. Потом кладет руку мне на плечо. — Можешь на нас положиться, Кассель. Обещаю. Добро пожаловать в Подразделение Узаконенных Несовершеннолетних.

Обещания, обещания. Откладываю ручку. Теперь, когда решение принято, становится лучше. Легче. Словно гора с плеч свалилась.

Идем к выходу. Возле лифта я спрашиваю:

А где агент Бреннан?

Уже на месте,

отвечает Джонс. — Занимается подготовкой.

Проходим через вестибюль, идем к машине. Стараюсь сесть там же, где сидел по дороге сюда. Пристегивая ремень безопасности, достаю из кармашка на двери телефон и засовываю его в карман.

Если хочешь, остановимся на завтрак — буррито или еще что? — Спрашивает Джонс.

«Последняя трапеза»,

думаю я, но вслух не произношу.

Не хочется,

отвечаю.

Смотрю сквозь тонированное стекло на шоссе и мысленно перебираю все то, что мне придется сделать, когда мы приедем. Перечисляю все про себя, а потом еще раз снова.

Скоро все закончится,

говорит Юликова.

Это правда. Скоро вообще все закончится.

Меня высаживают в мемориальном парке — одного. Щурюсь от яркого солнца. Проходя мимо охраны, опускаю голову и показываю пропуск. Какая-то женщина с блокнотом говорит мне, где стол с бесплатным кофе и пончиками для участников.

Вижу большую сцену; задник затянут синей тканью. Кто-то устанавливает микрофон на внушительной трибуне с гербом штата Нью-Джерси. Рядом с местом для прессы выгорожена ВИП-зона. Еще двое служащих складывают громкоговорители под сценой — здесь тоже висит занавес, только покороче и белый.

Позади сцены стоянка трейлеров; они поставлены в полукруг, а в центре несколько столов, на которых добровольцы раскладывают буклеты, листовки и футболки. На дальнем столе приготовлены закуски. Возле него толпится несколько человек, они болтают и смеются. У большинства наушники, вроде моего.

Юликова отлично подготовилась. Все расположено в точности как на карте. Прохожу трейлер, предназначенный для губернатора Паттона, и направляюсь к тому, на который указала Юликова. Внутри нахожу серую кушетку, туалетный столбик, компактную ванную и телевизор, закрепленный на стене; включен канал, по которому в прямом эфире будет транслироваться выступление. Сейчас там болтают два корреспондента. Под ними бегут субтитры их речей, которые, судя по моему умению читать по губам, идут с небольшой задержкой.

Проверяю телефон. Без четверти восемь. Выступление Паттона начнется в девять. Времени мало.

Нажимаю на хлипкую дверную ручку, потом легонько дергаю дверь. Вроде бы держится, но замок ненадежный. Я бы его и с завязанными глазами открыл.

В наушнике слышится треск, а потом голос агента Бреннан. — Кассель? Ты на месте?

Да, все отлично,

отвечаю я в микрофон. — Лучше некуда. А как у вас?

Она смеется:

Не зарывайся, малыш.

Верное замечание. Пожалуй, буду смотреть телик и ждать.

Да уж, пожалуйста. Выйду на связь через пятнадцать минут.

Снимаю наушник и кладу на стол. Сидеть и ничего не делать просто невыносимо — особенно когда столько всего предстоит! Хочется уже начать, но я знаю, что сейчас за мной внимательно следят. Скоро им наскучит. Пока достаю карточки и ручку и развлекаюсь тем, что пытаюсь определить, где же установлена камера. Я не то чтобы уверен, что она есть. Просто лишняя паранойя точно не помешает.

В конце концов, в наушнике снова раздается треск. — Происшествия есть?

Неа,

беру наушник и говорю в микрофон. — Полный порядок.

Уже почти восемь. Час — это не слишком много.

Свяжусь еще через пятнадцать минут,

говорит Бреннан.

Можно и через двадцать,

надеюсь, вышло непринужденно. Потом нахожу кнопку и выключаю наушник. Поскольку мне никто не говорил, что этого делать нельзя, решаю, что, возможно, этому никто не обрадуется, но и искать меня тоже никто не пойдет.