Михаил Валин - Дети Гамельна. Ярчуки

Из темноты вынырнул еще один маззиким, в тот же час заволновались лошади на конюшне – видать, и оттуда заходили недруги.

— Не тронут лошадей, — прошептала ведьма, кот соскользнул с её рук, гордо задрал-распушил хвост. Тоже вояка облезлый.

Если рассуждать в философическом плане, так Хома смирился бы с потерей лошадей. Пусть бы их жрали, жизнь она ведь такая – рано ли, поздно, любого сожрёт. Но это если с философской стороны, а так конечно жалко Гнедка с Каурым. Могут и осиротеть добрые коники.

На улице скопился с десяток демонов, топтались, бродили, принюхивались. Потом сдвинулись всей гурьбой к воротам.

— Уловили, пакостники, — прошептала ведьма. - Сдвигайся и в прицел бери. Но до команды не пали. Главного будем ждать. Если он, конечно, на золото купится.

— А где ж золото? – уточнил Хома, ёрзая пузом по соломенной кровле с двумя пистолями в руках.

— Так в колодце, дурья твоя башка, — разъяснила хозяйка. – В воду они не занырнут, а отойти им жадность не даст. Бить можно, что тех мух, на выбор.

— На выбор, то хорошо. А золото как же? – обеспокоился казак. – Нам самим потом как за ним заныривать?

— Да меня на веревке опустите, не страдай, — пообещала панночка.

Вот что тут «не страдай», когда никто и не страдает? Этак запросто и в жадности заподозрят. А где жадность? Разумное беспокойство на предмет будущего запаса золотых пуль и добротного завтрашнего обеда! Да и что за выгода на крышах ночами сидеть, ежели и добычи нет?

Маззикимы окружили колодец, заглядывали во влажную темень, что те бараны у водопоя. Пихались голенастыми ногами. Один, видать, что поразумнее, потянул веревку с ведром, было слышно как полилась вода. Демоны заглянули в ведро – золота там не нашлось.

Хома надеялся, что алчность своё возьмет – полезут внутрь, да и потонут сами собой. Но поганое демонское сообщество оказалось не так простодушно – топтались, озирались, но не лезли. Меж тем, к колодцу подошло еще три-четыре нечестивых создания. По всему выходило, крепок запах злата. Ещё бы, такие деньжищи! Тут и человек локти кусать начнет…

Хому дернули за сапог. Анчес показывал на улицу – на углу у хаты, прикрытая плетнем, замерла смутная тень – вовсе обличия не различишь, но раза в два крупней рядового муззыкима. Неужто шедим и есть? Вышел бы под луну, что ли?

— Далеко? – прошептала ведьма.

— Из добротного мушкета можно бы и хлопнуть попытаться. Но без всякой верности, — пояснил Хома.

— Давайте я соскочу, да башку ему разобью? – предложила безалаберная Хеленка.

— Сиди, дура! — в один голос зашипели хозяйка и старший гайдук.

Панночка обидчиво надула губки.

Меж тем, демоны начали разбредаться от колодца, движенья их стали нетерпеливее – искали что-то ушлые маззикимы.

— Что ж, бей кого потолще, пока стоят на виду, — приказала Фиотия.

— А может так обойдется?

— Не обойдется. Они сейчас людей искать будут, дабы в колодец лезли и злато вынули.

— Да пущай ищут. А мы время потянем.

— На редкость тупой гайдук пошел. Кто тут из людей к демонам поближе?

— Кто?

— Ты, дурень.

— Да отчего ж я?! – возмутился казак и осёкся. Оно ж и верно. Шинкаря с дочкой и прислугой уж давно не слыхать – утекли в церкву укрываться. Анчес с хозяйкой за людей не особо сойдут, Хеленка тоже вряд ли…

— Да, надо бить! – признал Хома.

Э, какой же из демонов потолще? Как на подбор сухопары будто щепки. Вот же жидовская коварная нечисть – и выцелить некого.

Хома нашел у колодца демона видом чуть позначительнее, навёл оружье, потянул крючок спуска. Сердюкский пистоль осечки не дал – жахнуло знатно – пуля тюкнула в сруб колодца. Напуганные демоны поприседали на месте.

Промазал казак. Чуть-чуть левее надо бы наводить

— А доводилось ли тебе, лихой гайдук, ранее из пистолетов палить? – ехидно спросила ведьма, подавая заряженный пистоль.

— Поправку дам. Чужое вооруженье, да и рукоять чудная. На два пальца довернуть надобно.

— Ты доверни. Пока на месте пальцы. Каким глазом целишь?

— Так правым, как христианам и положено! Щас я вмажу…

— Да постой, — хозяйка схватила за плечо, и казак охнул – поганая ведьма взяла да и плюнула прямо в правый глаз.

— Ах ты, карга старая… ежели я… да я тебя… — Хома в праведном гневе тёр заплёванное око рукавом.

— Потом доскажешь. Ну-ка…

Казак преодолел великое искушенье разрядить пистоль прямиком в ведьмин противный лик — потом с ней будет разговор. Ох, будет!

Навскидку поймал ворочающую головой фигуру демона.

Бах!

Сквозь пелену дыма было видно, как тяжелая пуля сшибла маззикима, будто еловую чурку, тот заскрёбся по земле, уползая…

А ничего, метко вышло.

Хома еще раз вытер клейкий глаз, подхватил поданный пистолет – на этот раз тощий и неудобный – от безрукого чёрта даденный.

Щелк! Осечка! А ну, еще раз…

Бах!

Басурманский пистоль всё ж подвел – пуля отклонилась ниже, но и то вышло недурно – маззиким рухнул с начисто отстрелянной ногой, подхватил верхней лапой отбитую тощую конечность и ползком подрипался за колодец.

— Разбегаются! – с торжеством возвестил стрелок, возвращая опустевшее оружье, и несколько удивляясь: Фиотия на диво шибко заряжала пистолет – на три руки выходило куда как скоро – Сух-Рука, пристроенная на стропиле, содействовала с уместной самостоятельностью, орудуя шомполом с этакой лихостью, что любо-дорого глянуть...

…Далее пошло, конечно, не так гладко. Демоны углядели, где таится опасность, и взялись идти на штурм. Со двора не лезли – заклятье пока оборону держало стойко. Но и так приходилось лихо: десятками тянулись-вздымались тонкие когтистые руки, цеплялись за крышу и стены. Панночка плющила загребущие лапы молотом, но, поди, успей бегать по всей немаленькой крыше. Перепуганный Анчес пищал предупрежденья, но всё равно приходилось вертеться как грешникам на сковородке. Оно и выходило вроде адского лубка: летела солома, клубился вонючий дым, металась со своим молотом Хеленка в подоткнутой юбке, хекала, сокрушая лапы и бошки. Ведьма и Сух-Рука трудились как заведённые, Хома клал пули с удивлявшей самого себя хладнокровностью и точностью.

Беда была в том, что проклятые маззикимы оказались навязчивы до последней крайности. Свинец и удары молота их, по большей части, калечили и сшибали вниз лишь на время. Под стеной демоны приходили в себя, заращивали лапы и головы и вновь взбирались на героический редут-шинок. Иной раз панночке удавалось удачным ударом напрочь отшибить желтоглазую голову. Но тут требовалось умудриться и изловчиться, что сложно, когда у оружия убойная лишь одна половина, да и та не в полной безупречности. Эх, вот не надо было золота на инструмент жалеть! То же самое шло и с огнестрельным поражением – свинец демоны, хоть и с трудом, но сглатывали. Вовсе иное дело золотые пули – их ювелирность разрывала безмозглые черепа маззикимов с неотвратимостью Страшного Суда. Но опять же, тут точно в лоб пулю всадить нужно. А золотой запас на счёт идет. Хома неизменно берёг за кушаком один из заряженных рагузских стволов, и пускал пулю лишь в самом верном случае. А то уж скакал тут докучливый демон, со снёсенным золотом плечом, но всё одно беспокойный. Приходилось и рубиться – иной раз лезло врагов по десятку, да ещё норовя с разных сторон. Сигизмундовка не пришлась по руке казаку, топор мигом затерялся, а вот ятаган, хоть и чуждое христианской душе ухищрение, но руку так и радовал.