Admin - o 18466e8fb342a663

меня ожидал ярко-красный, с начищенными латунными буквами, официально-

праздничный фирменный поезд «Россия» сообщением Москва - Владивосток.

Глава 2

Что делает человека счастливым? Обладание предметом своего желания или всё-таки

стремление к мечте и преодоление препятствий на пути её достижения? Желать или

иметь?

Лёжа на вагонной полке уносящего меня в неизвестность скорого поезда и слушая

печальный перестук колёс: «для че-го? для че-го,? для че-го?», я вдруг почувствовал себя

слабым и беззащитным, осознал всю авантюрность затеянного приключения. Да, я

вырвался из-под материнской опеки; не буду больше протирать штаны в отделе и

поднимать руку на собраниях, говоря тем самым «одобрям-с». Но что меня ждёт впереди?

Смогу ли я, вчерашний маменькин сынок, уже завтра принимать решения без подсказки, совершать поступки самостоятельно и нести за них ответственность?

Неизвестность страшила. Да, я - Бур, но не потому, что такой уж непреклонный, а лишь

оттого, что привык поступать наперекор маме. Эта привычка стала моей второй натурой.

Ох, уж этот слепой материнский инстинкт! Сколько он наделал бед, сколько поломал

человеческих судеб. Миллионы остались на всю жизнь одинокими, не сумев разорвать

путы искренней, всепоглощающей материнской любви. И даже те, кто нашёл в себе силы

взбрыкнуть, до конца дней своих носят в душе шрам от золотого клейма родительской

«заботы».

И по сей день, уже находясь в немолодом возрасте, я продолжаю яростно бороться с этой

опекой, давно ставшей виртуальной. Вся жизнь, как пресечение попыток меня стреножить.

От кого бы ни исходило это желание…

В унисон моему настроению незнакомая женщина по радио протяжно, со слезой в голосе, просила «миленького» взять её с собой, обещая «…там, в краю далёком, стать ему

женой…»

А как быть с Наташкой?..

Я ворочался на неудобной вагонной полке (матрас всё время сползал) и вспоминал:

- Слышь, Бур, - мы собирались отмечать день рождения дружка Валерки, и он

подсчитывал количество гостей. - Ты с кем придёшь?

- Один, ты же знаешь, что с Ольгой мы расстались.

- Миш, ты посмотри на Наташку Смирнову. Она глаз с тебя не сводит, второй год ни с

кем… девчонки хотят её пригласить…

Три года бродили с ней по улицам. Наташа жила во Всеволожске, и после занятий

пешочком, ежевечерне, держась за руки, мы шли часа полтора до станции Пискарёвка… И

всё никак не могли наговориться.

Потом, после распределения в разные конторы, я стал остывать. А, может, боялся потерять

свободу…

*

Время, между тем, бежало своим чередом, отбрасывая назад под стук колёс прошлое и с

каждой секундой приближая со скоростью курьерского поезда будущее, туманное, но

такое притягательное.

Предаваться тягостным раздумьям молодому человеку не свойственно, да и под ложечкой

уже начинало посасывать - наступало обеденное время. Колёса поезда заговорили уже

веселее: «ни-че-го, ни-че-го, ни-че-го!..»

Ничего, прорвёмся! Хватит, Буров, нюни распускать. Что было, то было, а что будет

впереди, поглядим ещё!..

Убедившись, что не спрыгну кому-нибудь на голову – в купе, к счастью, никого не

оказалось, – я спустился с верхней полки. И отправился начинать новую жизнь, путь в

которую, как это обычно и бывает, пролегал не сквозь невзгоды, а через вагон-ресторан.

Продвигаясь вперёд по составу, я напевал про себя:

«Милая моя, взял бы я тебя, но в краю далёком есть у меня жена…»

Тьфу, ты, чёрт, привязалась!

Когда нам предстоит десяти - двенадцатичасовая поездка поездом к бабушке в деревню, в

командировку или по делам, мы, если и посещаем вагон-ресторан, то лишь затем, чтобы

наскоро перекусить, подкрепиться в дороге. Другое дело, когда поездка длится долго, несколько дней или, скажем, неделю. Тогда расположенный в середине состава вагон

превращается в клуб, место встречи и знакомства, а, главное, посещение сего заведения

волшебным образом заставляет стрелки часов вращаться в другом темпе. Время здесь

летит незаметно.

В фирменном поезде «Россия» ресторан притягателен ещё и тем, что оборудован

огромными панорамными окнами, сквозь которые удобно обозревать окрестности.

Смотреть в купейное окошечко, вообще-то, очень неловко, особенно, когда лежишь на

верхней полке. Приходится свешивать голову вниз, в проход, шея быстро устаёт, за окном

всё мелькает. Другое дело - вагон-ресторан: белая скатерть, запотевший графинчик, ни к

чему не обязывающая увлекательная беседа со случайным попутчиком. После знакомства

с графинчиком собеседник сразу становится умнее, тоньше, остроумнее. Да и у тебя

самого в голове откуда-то появляются очень интересные мысли. Впереди, слева через

столик, лицом к тебе заканчивает ужин интересная блондинка. Одна и хорошенькая… Ты

никуда не спешишь, впереди долгий путь. И пусть официант не торопится с заказом, не

важно, что отбивная пересушена, а картофель, наоборот, недожарен, в купе тебя ждёт

опостылевшая верхняя полка, маленькое, грязненькое, где-то внизу, окошко и бабушка, которой ты уступил своё удобное нижнее место. Бабушка большую часть времени спит

(поэтому забираться наверх и спускаться неудобно) или с аппетитом, не торопясь, ест, разложив на столике извлекаемые из безразмерной корзины припасы…

Три места в соседнем купе оккупировали возвращавшиеся из отпуска во Владивосток

рыбаки. У них круглые сутки дым стоял коромыслом. Четвёртый пассажир, субтильного

вида мужчина средних лет, в очках, по виду служащий, в празднике жизни участия не

принимал, всё больше книжку читал. Зато рыбаки гуляли так, словно на днях наступит

конец света. С раннего утра начиналось хождение по вагону в поисках спиртного, к обеду

все были веселыми, а вечером – ресторан до глубокой ночи. Сразу по приезду ребята

уходили в рейс на Большом Морозильном Рыболовном Траулере (БМРТ) в Берингов

пролив, в Бристоль, как они говорили.

Они описывали эти долгие три-четыре месяца без берега, когда из всех развлечений -

лишь нескончаемые вахты и выматывающая душу качка. Под ногами - обледенелая

палуба. В кубрике - неистребимый, пропитавший все запах рыбы. А вокруг, куда ни кинь

взгляд, лишь серое небо и накатывающие на тебя монотонно одна за другой стылые,

ленивые волны.

- Люблю море с берега, а корабль на картинке, - глубокомысленно изрекал пожилой

стармех Алексеич.

Матросик Сеня Куликов, прозванный Альбатросом, возражал:

- А мне море – в кайф! Что - на берегу? Пропьешься и лапу сосешь…

Слегка пошатываясь, выплывал он в тамбур, пьяненький, расхлябанный, с папироской,