Джейн Остин - Эмма

— Слышать его не могу! — воскликнула она.— Мне так стыдно.

"The shame," he answered, "is all mine, or ought to be.

— Ежели кому и должно быть стыдно, — возразил он, — то это мне. Но неужели вы правда ни о чем не догадывались?

But is it possible that you had no suspicion?—I mean of late.

Под конец, я имею в виду. Сначала — нет, это я знаю.

Early, I know, you had none."

— Поверьте — даже не подозревала.

"I never had the smallest, I assure you.""That appears quite wonderful.I was once very near—and I wish I had—it would have been better.

— Удивительно. А ведь я однажды был очень близок к тому, чтобы. и жалею, что удержался,— было бы лучше.

But though I was always doing wrong things, they were very bad wrong things, and such as did me no service.—It would have been a much better transgression had I broken the bond of secrecy and told you every thing."

Мне хоть и не впервой было дурно поступать, но тут я поступал отвратительно — не хотелось показывать себя в столь непривлекательном свете. А куда правильней было бы нарушить тайну и все вам рассказать.

"It is not now worth a regret," said Emma.

— Ну, теперь об этом нечего жалеть, — сказала Эмма.

"I have some hope," resumed he, "of my uncle's being persuaded to pay a visit at Randalls; he wants to be introduced to her.

— У меня есть надежда, — продолжал он, — уговорить дядюшку побывать в Рзндалсе — он хочет познакомиться с нею.

When the Campbells are returned, we shall meet them in London, and continue there, I trust, till we may carry her northward.—But now, I am at such a distance from her—is not it hard, Miss Woodhouse?—Till this morning, we have not once met since the day of reconciliation.

Когда вернутся Кемпбеллы, мы поедем в Лондон повидаться с ними и, вероятно, пробудем там до тех пор, покуда не настанет время увозить ее в Энскум. Но пока — я в такой дали от нее!Не тяжело ли это, мисс Вудхаус?Подумайте — мы сегодня видимся первый раз с того дня, как помирились.

Do not you pity me?"

Вам не жаль меня?

Emma spoke her pity so very kindly, that with a sudden accession of gay thought, he cried,

Эмма нашла столь сердечные слова для изъявленья своей жалости, что он, под внезапным наитием озорства, вскричал:

"Ah! by the bye," then sinking his voice, and looking demure for the moment—"I hope Mr. Knightley is well?"

— Да, кстати!..— И, напустив на себя невинный вид, понизил голос: — А как поживает мистер Найтли?

He paused.—She coloured and laughed.—"I know you saw my letter, and think you may remember my wish in your favour.

— Он сделал паузу.Эмма покраснела и засмеялась.— Я знаю, вы читали мое письмо — помните, какое я передал вам пожеланье?..

Let me return your congratulations.—I assure you that I have heard the news with the warmest interest and satisfaction.—He is a man whom I cannot presume to praise."

Позвольте же и мне, в свою очередь, вас поздравить.Поверьте, я узнал эту новость с живейшим интересом и удовлетвореньем.Хвалить такого человека было бы дерзостью — он выше похвал.

Emma was delighted, and only wanted him to go on in the same style; but his mind was the next moment in his own concerns and with his own Jane, and his next words were,

Эмма с восторгом слушала, желая лишь, чтоб он и дальше продолжал в том же духе, но его уже через минуту вновь занимали только свои дела и своя Джейн:

"Did you ever see such a skin?—such smoothness! such delicacy!—and yet without being actually fair.—One cannot call her fair.

— Видели вы когда-нибудь такую кожу? Атласная!Бархатная!И при всем том — не молочной белизны. Ее нельзя назвать белокожей.

It is a most uncommon complexion, with her dark eye-lashes and hair—a most distinguishing complexion!

Редкостный цвет лица — при темных волосах и ресницах. Бездна благородства!

So peculiarly the lady in it.—Just colour enough for beauty."

Порода!Тончайший румянец — примета совершенной красоты.

"I have always admired her complexion," replied Emma, archly; "but do not I remember the time when you found fault with her for being so pale?—When we first began to talk of her.—Have you quite forgotten?"

— Мне-то всегда очень нравился ее цвет лица, — не без лукавства возразила Эмма, — Но кто-то, помнится, утверждал, будто она чересчур бледна?Когда мы говорили об ней первый раз. Или вы забыли?

"Oh! no—what an impudent dog I was!—How could I dare—"

— Ох, помню!Ну и негодяй же я был!

But he laughed so heartily at the recollection, that Emma could not help saying,

Какова наглость. — И он расхохотался с таким удовольствием, что Эмма заметила невольно:

"I do suspect that in the midst of your perplexities at that time, you had very great amusement in tricking us all.—I am sure you had.—I am sure it was a consolation to you."

— Подозреваю, что при всех сложностях ваших обстоятельств, вы тогда от души потешались, мороча нам всем голову.Уверена.Уверена, что это служило вам утешеньем.

"Oh! no, no, no—how can you suspect me of such a thing?

— Нет-нет, как можно! Как вы могли подумать?

I was the most miserable wretch!"

Я мучился, я страдал.

"Not quite so miserable as to be insensible to mirth.

— Но не настолько, чтобы лишиться чувства юмора.

I am sure it was a source of high entertainment to you, to feel that you were taking us all in.—Perhaps I am the readier to suspect, because, to tell you the truth, I think it might have been some amusement to myself in the same situation.

Сознание, что вы. всех нас дурачите, конечно, доставляло вам немало веселых минут. Возможно, я потому утверждаю это с такой уверенностью, что, сказать вам правду, меня бы, окажись я в подобном положении, это, пожалуй, тоже забавляло.

I think there is a little likeness between us."

По-моему, мы с вами кое в чем похожи.

He bowed.

Он поклонился.

"If not in our dispositions," she presently added, with a look of true sensibility, "there is a likeness in our destiny; the destiny which bids fair to connect us with two characters so much superior to our own."

— Похожи, может быть, не столько характером, — подумав, прибавила она проникновенно, — сколько судьбою, ибо вас и меня судьба почла за благо связать с людьми, которые неизмеримо лучше нас.

"True, true," he answered, warmly.

— Верно, верно, — горячо поддержал он.

"No, not true on your side.

— То есть нет, в вашем случае — неверно.

You can have no superior, but most true on mine.—She is a complete angel.

Лучше вас быть нельзя, но в моем случае — совершенно верно.Она — сущий ангел.

Look at her.

Взгляните на нее.

Is not she an angel in every gesture?

Правда ангел — в каждом движенье?

Observe the turn of her throat.

Обратите внимание, какая линия шеи.

Observe her eyes, as she is looking up at my father.—You will be glad to hear (inclining his head, and whispering seriously) that my uncle means to give her all my aunt's jewels.

А глаза, обратите внимание, — этот взгляд, устремленный на моего отца. Вам приятно будет узнать, — наклоняясь к ней ближе и переходя на значительный шепот, — что дядя собирается отдать ей все теткины драгоценности.

They are to be new set.

Их заново оправят.

I am resolved to have some in an ornament for the head.

Я непременно хочу, чтобы часть камней пошла на диадему.

Will not it be beautiful in her dark hair?"

Разве не красиво будет выглядеть диадема на ее темноволосой головке?

"Very beautiful, indeed," replied Emma; and she spoke so kindly, that he gratefully burst out,

— Очень красиво, правда, — отозвалась Эмма, и это прозвучало так душевно, что у него, от полноты чувств, вырвалось:

"How delighted I am to see you again! and to see you in such excellent looks!—I would not have missed this meeting for the world.

— Как чудесно видеть вас снова!И видеть такой цветущей, довольной!..Я бы ни за что не уехал отсюда без этой встречи.

I should certainly have called at Hartfield, had you failed to come."

Во что бы то ни стало побывал в Хартфилде, когда б не встретился с вами здесь.

The others had been talking of the child, Mrs. Weston giving an account of a little alarm she had been under, the evening before, from the infant's appearing not quite well.

У других тем временем разговор шел о девочке — миссис Уэстон рассказывала о маленьком происшествии вчера вечером, когда ей почудилось, что ребенку нездоровится.