Александр Баунов - Миф тесен

Может, и есть такая партия, но я не видал. Население просто не представляет себе собственную власть за другим занятием. При полном отсутствии у меня симпатии к ЕР характеристика «партия жуликов и воров» говорит про деятельность тех, кто добрался у нас до и про восприятие всякой власти народом. А при таких отношениях населения с властью, не так уж важно, кто побеждает на выборах.

Иноземному словосочетанию Pussy Riot предстоит остаться в русском языке. Поэтому надо наконец разобраться, что это такое. Сразу договоримся, мы сейчас не про поступки Pussy Riot, об этом написано много разного, но название тут мало при чем. Мне кажется, верующие должны бы ничуть не меньше обидеться, если бы группа называлась «Гласы архангельские» или «Страх господень». Обидно было бы уже не только за храм, но и за слова, употребленные не по назначению.

Однако часть верующих и сочувствующих растравляют обиду тем, что придумывают названию группы переводы один непристойнее другого. Народных переводчиков, как какой-нибудь стахановский почин советского времени, поддерживают на самом верху. И вот уже слово pussy становится неприличным, и название группы матерным, и вот они со своим матом на нашу нравственность.

Путин снова и снова пытался срезать западных и наших журналистов: «А вы переведите название Pussy Riot, а вы его произнесите, что, засмущались?» А наши журналисты подыгрывают, тупят очи, делают вид, что краснеют: «Ох, не перевести, ох, не выговорить». Путин прибегал к этому аргументу несколько раз. В интервью на Russia Today: «А вы можете перевести само слово на русский язык или нет? Или вам неудобно это сделать по этическим соображениям? Думаю, что это неудобно сделать по этическим соображениям. Даже в английском языке это звучит неприлично». Такменеву на НТВ: «Вот это название как переводится? Вы своим зрителям в эфире можете сказать?» «Я при вас не могу сказать, но я знаю», — с готовностью соглашается Такменев. «Ну если вы при мне не можете сказать, значит, это слово неприличное!» — подхватывает Путин. Потом еще раз иностранным журналистам: «А вы знаете, как переводится?»

Путин прав в том, что слово pussy для современного английского уха звучит неприлично, и не прав в том, что оно как-то особенно неприлично переводится. Никак это особенно страшно не переводится, и произнести это, что в Англии, что у нас, может любой ребенок и дома, и в школе, и в переводе, и в оригинале. Потому что это просто «киска» и «кискин бунт» соответственно. А что слово «киска» стало эвфемизмом для другого, неприличного, так оно и функционирует как эвфемизм, то есть без полного вытеснения, без замещения основного значения. Путин-то с Медведевым, когда говорят женам: «А принеси-ка мне к холодцу хрена», — не краснеют, очей не тупят. А при слове «киска» почему все должны краснеть?

Слово pussy в английском языке работает ровно так же, как слово хрен в русском. Оно как оборудование двойного назначения, двойного — не значит исключительно военного. «Я бы перевел это слово как “кошка”», — отвечает Путину английский журналист К. Оуэн на Russia Today. Руководство ответы носителей языка игнорирует: разводит нас английская интеллигенция, мы-то знаем, что имелись в виду не киски, поэтому мнитесь и краснейте.

Но «имелись в виду» и «нельзя произнести» — две совсем разные вещи. Неприличные слова в языке, грубо говоря, делятся на две категории: ругательства и эвфемизмы. Эвфемизм — от греческих «эу» и «фэме», соответственно «хорошо» и «звук/слава/репутация». Словом, звучащим хорошо, с доброй славой, с хорошей репутацией, заменяют слово с репутацией и звучанием похуже. Эвфемизм помогает назвать вещи чужими именами, произнести, не трепеща или не краснея, то, что назвать нельзя. Вот и нечего краснеть.

Именно поэтому эвфемизм никогда не может порвать со своим основным приличным словарным значением. Иначе он перестает работать как прикрытие, как легализация нелегального, как средство доставки языковой контрабанды. Тогда он превратится в простое в ругательство. И поминай как звали: язык тут же заменит его на другое приличное слово в неприличном значении.

Поэтому, несмотря на вековую традицию употребления в известном смысле, слово «хрен» значит, прежде всего, хрен, а потом уже, по контексту, все остальное. Оно не может быть маркировано 16+, стерто с банок, вычеркнуто из кулинарных книг только потому, что можно сказать «хрен моржовый» или «иди на хрен».

Точно так же, несмотря на вековую традицию употребления в известном смысле, слово pussy не табуировано в английском. Оно есть в любимом с детства стихотворении «Pussy cat» (его перевел Маршак: «Где ты была сегодня, киска, у королевы у английской») и во множестве других классических детских стишков. «The word “pussy” often refers to the female genitalia», — пишет самый народный и одновременно свободный в выражениях из источников — английская Википедия. Often — «часто» — не значит всегда.

Киска, в том же втором значении, есть и в русском языке, хоть и не так often, как в английском. «Рыжеволосая крошка сбросила трусики и нырнула под душ; шерсть ее киски была светло-золотистой» (М. Уэльбек. Элементарные частицы. М: Иностранка, 2006. Перевод И. Васюченко и Г. Зингера). В русской версии романа есть еще семь похожих контекстов, и еще больше в других романах Уэльберка и Бегбедера. Но слово chatte — кошка, которое стоит на этом месте в оригинале во французском, во всех смыслах печатно.

Из того, что Уэльбек и его читатели поняли бы эту киску английской королевы как крайне двусмысленную шутку, не следует что «киска английской королевы» значит всегда то, что подумал бы Уэльбек.

Возмущенная часть населения продолжает не верить: «Вы действительно думаете, что группа называется “Бунтующие кошечки”, а не “Мятежные вагины, бешеные пиписьки, взбунтовавшиеся п… (ну вы понимаете) и так далее?»

Что значит «я действительно думаю»? Я думаю, прежде всего, что вещь называется так, как она называется. И если название дано нарочито двусмысленно, то и его понимание, и его перевод должны эту двусмысленность отражать.

Если Катулл пишет, как его воробушек резвится на лоне девушки, это не значит, что он пишет, как он ее отымел. Это значит, что он выражается так, что стихотворение остается вполне гимназическим. А когда хочет, умеет выразиться иначе. Если китаец называет нечто нефритовым жезлом, а другое нечто яшмовой пещерой, то это не значит, что он одно называет словом на «х», а другое — словом на «п». Он делает нечто ровно обратное: заменяет эти слова на приличные и даже, по его мнению, прекрасные. В самом грубом переводе это звучало бы: вставить болт в гайку. Какое общество, такие и эвфемизмы. Откуда у стахановца нефритовые жезлы? В лучшем случае, болты.