Эйми Картер - Испытание для Богини

— Очень проницательно с твоей стороны, — буркнул он себе под нос. — Послушай, Кейт… можешь мне не верить. Ну, как, я бы хотел, чтобы ты поверила, но это необязательно. Можешь ненавидеть меня за то, что я попытался забрать тебя у Генри, но я всего лишь желаю тебе лучшего.

— И, по-твоему, лучше всего для меня будет прожить остаток жизни с мыслью, что я убила Генри? — в моих глазах зародились жгучие слезы, но я сморгнула их и постаралась продолжить твердым голосом: — Я уж не говорю о том, что случится с моей мамой.

— Если решишь уйти, то забудешь обо всем произошедшем. Это тоже часть сделки.

— Хватит об этой глупой сделке! — мои щеки запылали. — Это мне решать, а не тебе. Ты не можешь действовать за моей спиной, якобы из лучших побуждений. Я скажу, когда это все закончится, не ты!

Я перевела взгляд с одного парня на другого, убеждаясь, что оба внимательно слушают, но Генри сосредоточился на моей лодыжке и сидел с закрытыми глазами. По ноге прошло приятное тепло. Парень сомкнул пальцы вокруг сустава и начал медленно водить по нему круги.

— Больно?

Я покачала головой. Он отпустил меня, и я быстро подобрала ноги, шевеля пальцами. Больше не болело.

— Как ты… — начала я, моментально позабыв о собственной ярости, но Генри лишь пожал плечами.

— Тебе запрещено ее исцелять, — отозвался Джеймс из другой части комнаты. Генри выпрямился, в его глазах появился омертвевший взгляд.

— Сегодня мы нарушаем все правила, — встал. — Прошу меня извинить.

Не успела я возразить, как он исчез, оставляя меня с Джеймсом наедине. Я тоже встала, проверяя на прочность свою лодыжку. Все цело.

— Знаешь, это был не мой выбор… занять его место, если ты провалишь испытание, — тихо произнес парень. — Я единственный член совета, который знает Преисподнюю не хуже него.

— Но ты все равно этого хотел.

Он отвернулся к темному окну, выходящему в сад. Луна была почти полной, и я видела верхушки голых деревьев, покачивающихся на ноябрьском ветру.

— Мы живем столько же, сколько то, что мы представляем. Младшие боги постоянно предаются забвению, но не совет. Пока существует человеческий род, в мире будет царить любовь и война. Всегда будет музыка и искусство, литература и мир, браки и дети, а также путешественники. Но человечество не сможет жить вечно, и когда оно сотрется с лица планеты — за ним пропадем и мы. Останется только смерть.

— То есть, если ты будешь править Преисподней, то выживешь, когда все другое исчезнет? — прозвучало как вопрос, но я уже знала ответ, и в моем горле зародился комок. — В этом все дело?

— Нет. Сейчас самое главное, чтобы выжила ты . Я не желаю тебе смерти, Кейт… прошу тебя! Генри уже давно сдался. Может, он и пытается ради твоего же блага, но не потому, что хочет продолжить свое царствование — он просто боится, что ты погибнешь, вот и все.

Я замолчала.

— А на то есть веские причины?

Джеймс посмотрел на меня, и я увидела искрений страх в его глазах.

— Пока никому не удавалось пережить Рождество. Кейт, я молю тебя! Генри этого не хочет. Он всегда будет любить Персефону. Оглянись… посмотри, где ты. Это была ее спальня.

В комнате не было ничего необычного, кроме фотографии, которую Генри метнул в Джеймса. Но чем больше я всматривалась в свое окружение, тем больше замечала. Многие родители не осмеливаются трогать комнату своего чада после его трагической смерти — тут похожая ситуация. На комоде в углу лежали старомодные шпильки для волос, шторы были раскрыты, чтобы пропускать свет в помещение, а на шкафу даже висело платье, ожидая, когда же его наденут. Казалось, время здесь замерло на столетия, дожидаясь возвращения хозяйки.

— Это отражение… — Джеймс указал на картинку со счастливыми Генри и Персефоной. — Оно ненастоящее. Это желание, мечта, надежда, но не воспоминание. Он так сильно ее любил, что разрушил бы мир на части, стоило ей слово сказать, но она терпеть его не могла. С тех пор, как Персефона умерла, он молил совет, чтобы мы отпустили его и позволили кануть в небытие. Ты действительно думаешь, что сможешь соперничать с такой любовью?

— Это не соревнование, — грубо ответила я, вторя его же словам. Тем не менее, я сама понимала, насколько они лживы. Если я не заставлю Генри проникнуться к себе чувствами, у него не будет смысла править дальше. Сердцем он всегда будет принадлежать Персефоне. Но это не повод перестать бороться. Он заслуживал счастье, как и любой из нас, а я была не готова попрощаться навеки с еще одним человеком, занявшим место в моей жизни.

Лицо Джеймса смягчилось.

— Он никогда не полюбит тебя, Кейт, по крайней мере не так, как ты того заслуживаешь. Генри давно сдался, а ты лишь продлеваешь его муки. Было бы куда милосерднее оставить его в покое.

Я сделала шаг в его сторону, разрываясь между злостью и желанием прикоснуться к нему, убедиться, что мой Джеймс все еще где-то там, под этой маской хитрого божка, твердящего нужные слова, чтобы убедить меня уйти. Чтобы украсть бессмертие Генри и присвоить его себе.

— Ты считаешь, я должна это сделать? — теперь между нами оставалось расстояние в шаг. — Сдаться и бросить его, как Персефона?

— У нее были свои причины. Он забрал у нее все, что она любила, и заставил жить здесь против воли. Ты бы поступила так же.

Я замолкла. Разница между мной и Персефоной заключалась в том, что ей было, что терять. Джеймс робко подался вперед и обнял меня, закапываясь лицом в волосах. Я услышала, как он сделал глубокий вдох, и задумалась, чувствовал ли он запах моего лавандового шампуня или страх, вину и решимость. Через пару секунд я тоже его обняла.

— Пожалуйста, не мучай себя, Кейт, — пробормотал он мне на ухо. Я закрыла глаза и притворилась, что это все еще Джеймс. Не соперник Генри, не бог, наживающийся на моих неудачах, а мой старый добрый друг.

— Можешь сделать кое-что для меня? — спросила я, уткнувшись ему в грудь.

— Конечно. Что угодно.

Я отпустила его.

— Тогда катись отсюда и не возвращайся до весны.

Его глаза округлились.

— Кейт…

— Я серьезно, — мой голос дрожал, но я стояла на своем. — Уходи.

Он ошеломленно посмотрел на меня, засунул руки в карманы и отошел на пару шагов. На мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать, но затем парень быстро развернулся и ушел, оставляя меня одну в спальне Персефоны.

Я четыре года не давала маме сдаться и не дам сделать то же Генри. Если он не хочет жить для себя, значит, я найду способ заставить его жить ради меня.

***

Многими часами позже, когда луна поднялась в небо так высоко, что ее уже не было видно из окна, я лежала в кровати и смотрела в потолок. Хотелось заснуть и поделиться всем произошедшим с мамой; спросить совета, как мне убедить Генри бороться дальше. Но я знала, что она не скажет ничего нового — не ей решать эту проблему. Я пошла на сделку и не собираюсь сдаваться без боя.