Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Вы правы, Лоой.

Капитан немного постоял рядом, затем молвил:

— Мне пора идти. Если что‑нибудь будет нужно, я к вашим услугам… — и прибавил лукаво:

— Ваше высочество.

Снова оставшись в одиночестве, Каэ произнесла, обращаясь к бездонной синеве неба:

— Мне не хватает вашей мудрости. Куда вы опять подевались?

— Мы никуда не деваемся, — спокойно донеслось оттуда.

* * *

Три монаха стоят на верхней палубе галеры, носящей имя «Крылья Сурхака». Кажется, кроме Каэтаны, их не видит никто. Она улыбается им, она соскучилась и стремится поговорить с ними просто так, не о делах: не об угрозе, которую несет миру повелитель Мелькарт, не о его слугах и способах борьбы с ними. Она жаждет нескольких минут покоя и тишины в обществе своих друзей.

— А мы за этим и пришли, — говорит Да‑Гуа.

— Мы скучали по тебе, — произносит Ши‑Гуа.

Ма‑Гуа молчит, но само его молчание полно радости и света.

— Где вы бывали, что делали? — спрашивает она.

— Везде. Мы обошли весь мир, и он поразил нас, — делится Ма‑Гуа. — Он оказался прекраснее и чудеснее, чем мы привыкли считать. Мы слишком часто разбирали причины и следствия и не обращали внимания на закаты и восходы. А это, по сути, главное.

— Мы узнали, что картина мира, которую мы себе раньше рисовали, неполная. Существует еще больше связей, мир многослоен, как пирог с вишнями, — сообщает Да‑Гуа.

— Не с вишнями, а с абрикосами, — поправляет Ши‑Гуа.

— Неужели есть разница? — изумляется Каэ.

— С вишнями вкуснее, — отвечает Да‑Гуа.

— Нет, с абрикосами…

— Вы пробовали пироги?

— Это теоретические выводы, — улыбается Ма‑Гуа.

— А еще мы уяснили себе, что некая особа, которую мы все любим и уважаем, оказалась гораздо более важной персоной, чем представлялось в самом начале. Каэ, — внезапно серьезнеет Да‑Гуа, — нам нужно сказать тебе нечто, во что сложно поверить с первого раза, но ты все‑таки постарайся…

— Не важно почему, — продолжает Ши‑Гуа, — но именно ты оказалась единственным камнем преткновения на пути Мелькарта. Только ты и никто другой. И потому тебе нужно серьезно беречься. Он не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить тебя.

— А действительно, теперь я понимаю, что вы заглянули, чтобы мило поболтать, — растерянно говорит она. — Как тут беречься?

— Никак, — вздыхает Ма‑Гуа.

— Понятия не имею, — пожимает плечами Да‑Гуа.

Ши‑Гуа молчит.

— Пока что ты все делаешь правильно, — спешит успокоить ее Да‑Гуа.

Три монаха, существующие вне событий, времен и пространств, не знают, как объяснить той, кто стала Истиной, что она сумела изменить мир, изменить их самих и теперь в ответе за это. От нее зависит гораздо больше, чем когда‑либо и где‑либо зависело от просто бессмертной богини, потому что даже бессмертные, даже всемогущие боги конечны. Они не могут объяснить ей, что она стала бесконечной, потому что сами не знают, как и когда это произошло. Но бесконечная, как всякая настоящая Истина, она теперь держит на своих плечах мир, в который пришла, и обязана платить по его счетам. Но монахи не могут об этом рассказать. А может, и не хотят.

— Мы пойдем, — грустно‑грустно говорит Ши‑Гуа, натягивая капюшон.

— Мы вернемся, — обещает Ма‑Гуа.

— Когда‑нибудь мы останемся с тобой насовсем, — говорит Да‑Гуа, сам не догадываясь о том, что это и есть настоящее пророчество.

Но к этому пророчеству мир еще не готов, и потому оно выглядит обычным слабеньким утешением.

Каэтана молчит. Молчит, когда монахи исчезают в пустоте. Молчит, когда наваливается тоска, затрудняющая дыхание и заволакивающая мир серым покрывалом. Молчит, когда подходит Рогмо, чтобы спросить о каких‑то делах, кажущихся ей сейчас незначительными. И никто не замечает, что вместе с ней примолк целый мир.

* * *

Две недели галера огромной золотистой рыбиной скользила вниз по реке. Две недели каждую ночь Каэ металась в своей каюте, не высыпаясь, не понимая, что происходит; с каждым днем таяла и выглядела все более уставшей и измученной.

Наконец за ужином капитан Лоой торжественно объявил, что через час они причалят к берегу неподалеку от городка с грозным названием Башня Великана, чтобы пополнить запасы еды и пресной воды, а затем выйдут в море. Это сообщение команда встретила без особых эмоций, потому что дело было привычным и ничем не примечательным, а вот пассажиры обрадовались. Даже Рогмо и Магнус почувствовали некоторое облегчение. Они понимали, что со дня на день враг может начать действовать, но это было лучше, чем томительное долгое ожидание.

К Башне Великана подошли перед заходом солнца. Но лавки были открыты, и в них вовсю кипела торговля. Смышленые купцы не собирались терять прибыль из‑за такой мелочи, как неурочный час. Для кого неурочный, а для кого в самый раз, чтобы обслужить клиента. Ночью даже самые скупые становятся чуть щедрее. Может, потому, что хуже видят, с каким количеством денег расстаются.

Лоой привык сам присматривать и за приобретением товаров, и за их погрузкой, чтобы в дальнейшем не обнаружить никаких сюрпризов где‑нибудь в открытом море, когда исправлять будет уже поздно, а наказывать бессмысленно. Эту нехитрую истину он накрепко усвоил от своего учителя — Гатты Рваное Ухо. Кстати, Гатту хорошо помнили многие торговцы во многих городах вдоль по течению Охи. И Лоой был персоной небезызвестной, а в какой‑то степени и легендарной. Поэтому не успел он сойти с галеры, как берег огласился приветственными криками.

Куланн — командир сангасоев — тоже решил позволить своим воинам прогуляться, чтобы они вовсе не разучились ходить по земле. И, спросив разрешения у своей повелительницы и получив его, он повел сангасоев в город.

Барнаба и Номмо мирно спали у себя в каюте, до одури наигравшись в шахматы, и разбудить их не представлялось возможным, да и смысла не было. Каэ задумчиво тянула вино из высокого тонкостенного бокала, когда Магнус и Рогмо неслышно вынырнули из темноты рядом с ней.

— Ф‑фу, — выдохнула она, — так ведь и напугать недолго. Ого, какие у вас хитрые физиономии! Что это вы удумали?

— Удумали и вас пригласить в город. Чем мы хуже остальных?

— А кто на галере останется?

— Куланн выставил охрану. Меняет ее через каждые три часа. Через десяток сангасоев живым и Тиермес не пройдет…

— Ну, это преувеличение, но я на самом деле не знаю, кто в этих местах может их одолеть.

— Вот‑вот, — весело подхватил Рогмо. — И капитан Лоой оставил свою охрану. Так что корабль дважды охраняем. Пошли лучше куда‑нибудь посидим.

Рогмо уже не ловил себя, как раньше, на мысли, что, строго говоря, он общается с великой Древней богиней.

— Хорошая идея.

— А Магнус придумал и того лучше.