Борис Муравьев - Гнозис. Том третий. Эзотерический цикл. Опыт комментария к эзотерическому учению восточной церкви

Следует подчеркнуть, что понятие национального единства возникло совсем недавно. Оно выкристаллизовалось во времена Французской Революции, покончившей с автономией провинций и провозгласившей единую и неделимую Республику. С тех пор кровная месть между кланами или провинциями считается позорным явлением. Но независимо от границ сущность кровной мести осталась той же, и появление национализма ни на йоту ее не изменило, всего лишь расширив сферу ее действия до размеров страны. Поэтому проливать собственную кровь или кровь врагов во славу отечества всегда считалось священным долгом всех честных граждан, а отказ от этого большинство людей расценивают как постыдное малодушие.

(7)

Необходимость перехода к новому Циклу требует сегодня от человека и в первую очередь от государственных деятелей коллективного сознания, далеко выходящего за рамки наций и государств. То, что в XIX веке казалось с точки зрения Личного сознания нормальным и даже похвальным в сфере общественных дел, сегодня считается предосудительным. Завтра оно будет приравниваться к преступлению. Как мы видим, растущий разрыв между техническими возможностями и уровнем морали современного человека служит главным препятствием для расширения нашего коллективного сознания. Преодолеть этот разрыв можно лишь избавившись от автоматизма в своих действиях, и именно этому учит нас то, что мы называем уроками прошлого. Для этого преодоления необходимо определенное понимание человеческих отношений, о которых говорил Спаситель. Недостаточно просто знать, что они должны быть сформированы на новой основе; их автоматизм нужно осознать и устранить сознательным усилием.

Нас обнадеживает констатация того факта, что именно технический прогресс подталкивает человечество к расширению коллективного сознания, т. е. к единству. Мы уже указывали, что это единство мира осуществляется у нас на глазах, но оно не является результатом человеческих усилий, сознательно направленных к этой цели. Можно даже утверждать, что оно становится побочным продуктом деятельности человека, в действительности следующего неверно определенной цели — Прогрессу. Под этим термином мы обычно понимаем материальный прогресс. Человек с энтузиазмом посвящает все свои силы этой цели и использует едва ли не всю мощь своего интеллекта для ее достижения. На выполнение одной этой задачи, по существу, нацелено все народное образование, а любые политические цели наряду с рационализацией экономики во всех ее формах и организацией вооруженных сил сосредоточены на достижении мгновенной выгоды и комфорта. Но человек, сам того не сознавая, изобретает субстанцию, из которой должен быть заново выстроен весь мир.

Алчность — не единственный фактор, который побуждает человека неосознанно создавать предпосылки эры Святого Духа. Свою косвенную лепту вносят также жажда власти и страх. Совершенствование орудий уничтожения оборачивается против самих изобретателей, в итоге не оставляя ни единого шанса извлечь из этого хоть какую-то пользу. В атомной войне разница между победителем и побежденным будет невелика. Там, где все похоронено под пеплом, нет места для победы. «Война, — говорил Клаузевиц, — есть не что иное, как продолжение политики другими средствами». Сегодня этот афоризм утратил свой смысл. Сила парализована избытком власти, которая стала ей ныне доступна. Идея войны доведена до абсурда, который оказывается залогом мира. Таким образом, международное положение кардинально изменилось, и принципы, еще вчера казавшиеся самоочевидными, сегодня уже устарели. Утверждение, что всякий международный договор является всего лишь выражением отношений противоборствующих сторон, теряет свой смысл теперь, когда договоры принимают форму мирных соглашений. Право завоевателя, признававшееся еще в прошлом столетии, не выдержало испытания последними двумя войнами: в современной практике международных отношений понятия «право» и «завоеватель» оказываются взаимоисключающими. Понятие равновесия сил, или баланса власти, также изменило свое содержание. Такого рода преобразования вызваны той же причиной: с прогрессом технологии, понимаемым в самом широком смысле, местные и региональные интересы, сконцентрированные и выраженные на политическом или каком-нибудь другом уровне, все более сливаются с общечеловеческими, по крайней мере в материальном плане. И если в человеческом уме возникают определенные цели, диктуемые тщеславием, алчностью или страхом, одновременно в распоряжение человека предоставляются технические средства, наделяющие его тем, что можно назвать планетарным сознанием.

(8)

Есть и другие причины эволюции. У некоторых людей — как правило, не имеющих отношения к политическим кругам — они обусловлены высшим уровнем сознания. Эти причины, взятые все вместе, стимулировали создание международных организаций. С эзотерической точки зрения такие организации представляют собой зародыш общественно-политического органа, структура которого отвечала бы потребностям новой эры. Если катастрофа будет предотвращена, этот институт станет правящим органом федерации всех наций и народов.

Правда, слабость нынешних институтов и в частности Организации Объединенных Наций — повод для многих сомнений. Но мы должны подождать, пока время сделает свое дело и будет образован федеративный орган; мы надеемся, что его созданию ничто не помешает и что это произойдет вовремя. Если мир не удается сберечь с помощью нравственного прогресса человечества или повышения уровня сознания политиков, то это нужно сделать хотя бы в силу страха перед тем, что могут вырваться на свободу силы, совершенно не подвластные человеку.

(9)

В русле историософии эти размышления приводят к необходимости предположить существование некой сверхчеловеческой воли, преследующей более высокие цели, чем те, которые преследует человек. Некоторые мыслители, сумев почувствовать такого рода воздействие, упоминали о нем в своих трудах. В работе, написанной сто лет назад, Николай Данилевский, обсуждая восточный вопрос, говорит об этом так:

«Восточный вопрос не принадлежит к числу тех, которые подлежат решению дипломатии. Мелкую текущую дребедень событий предоставляет история канцелярскому производству дипломатии, но свои великие вселенские решения, которые становятся законом жизни народов на целые века, провозглашает она сама без всяких посредников, окруженная громами и молнией, как Саваоф с вершины Синая. Доказывать этого не надобно. Во всеобщем сознании важность, приписываемая восточному вопросу, такова, что никто и не думает втискивать его в узкие рамки дипломатии, никому не приходит даже в голову предлагать конгресс для его решения; сама дипломатия, берущаяся за многое, чувствует, что он ей не по плечу, и только старается отодвинуть самый приступ к его решению, чтобы дать время всем пользоваться настоящим перед страшным историческим кризисом, который на долгое время поглотит собою все внимание, все усилия народов, отодвинув на задний план все другие дела и заботы» 1.