Unknown - i 210de1b8c36208e1

е.

Он был ее идеальной п

арой, м

ужчиной, к

оторому о

на доверяла свою поддержку и

защиту,

хотела, чтобы он с

тал о

тцом е

е д

етей, к

оторых она н

е сможет п

озволить в с

воем о

диноком

будущем. Он понимал ее как никто другой. Уважал, как никто другой. С этим мужчиной

она могла построить чудесную жизнь.

Но Кинси не могла забрать Люка от его семьи.

― Я ценю то, что ты проделал весь этот путь… ― при виде промелькнувшей на его

лице боли, Кинси подумала было дать задний ход, но не было безопасного решения, которое оставило бы их обоих счастливыми. ― Что ты даже на мгновение задумался о

переезде сюда, чтобы быть со мной, но отношений между нами недостаточно, чтобы

оправдать такое радикальное решение.

Он вскочил со стула.

― Я знаю, что ты ненавидишь проигрывать, Кинси, но никогда не думал, что

когда­нибудь увижу, как ты ненавидишь побеждать. Неужели я потерял у тебя очки, скомпрометировав себя появлением здесь? Потому что решил не придерживаться твоей

идеальной версии мужественности?

― Нет Люк, дело не в этом. То, что ты подумал о том, чтобы сделать это ради меня, ужасно льстит, ― она съежилась от того, насколько лживо прозвучали эти слова. Все

было неправильно.

― Ужасно льстит, ― повторил он голосом, лишенным эмоций. ― В мои намерения н

е

входило делать это комплиментом, сладкая. Я собирался высказать тебе всю правду, чтобы м

ы м

огли начать нашу жизнь в

месте. Я

л

юблю т

ебя и з

наю, ч

то т

ы чувствуешь то…

― когда он затих, на его лице постепенно начало проступать осознание. Она с ужасом

смотрела, куда сворачивали его мысли.

― Скажи это, ― прорычал он.

― Люк…

― Скажи. Это.

Кинси не сделала вид, что неправильно поняла его, и поднялась, потому что он

заслужил услышать все напрямую.

― Ты мне не безразличен, Люк. Я желаю тебе только самого лучшего, но… ― пусть

бог не сразит ее молнией, ― я не люблю тебя.

Он несколько раз моргнул и с каждым разом свет в этих великолепных голубых г

лазах

тускнел, затемнялся. Умирал. Между ними н

аступил м

омент, к

огда они будто с

нова стали

незнакомцами, словно наглухо закрылась дверь.

― Проклятье, можно было подумать, что за годы р

аботы у

м

еня р

азовьются и

нстинкты

получше, ― медленно он потер рот. ― Неужели я действительно все понял настолько

неправильно?

В этот момент Кинси ненавидела сама себя. Список причин этого был бесконечен, но

наверху была та, что она заставила его сомневаться в инстинктах, которым он обычно

безоговорочно доверял, защищая свое тело и семью. Ей хотелось закричать, что он прав.

Этот удивительный мужчина, стоящий перед ней, был н

астолько п

рав, что она е

два м

огла

пошевелиться от потребности в нем. Она хотела сказать ему, что любила то, как он

подошел к этой проблеме между ними и решил ее с помощью с

воего у

ма, а не с

помощью

кулаков. Но опасалась за его сердце, этот огромный пульсирующий орган в его груди, которому была нужна забота и любовь.

Дэмпси заботились. Дэмпси любили.

Если она украдет у них Люка. это высушит его сердце как изюм. Ее может оказаться

недостаточно для него. Для Дэвида оказалось. И хоть она и не сомневалась, что Люк

подойдет ее жизни, как идеально сидящая перчатка, а

в

се, к

ого о

на з

нает, п

олюбят е

го так

же сильно, как она, между ними всегда будет ноющая нить н

апряженности, граничащая с

чувством обиды.

Я бросил их ради тебя. Теперь докажи мне, что я н

е с

овершил с

амую б

ольшую ошибку

в жизни.

Она просто не могла жить с таким давлением.

― Мне очень жаль, Люк, ― сказала Кинси, хотя ее сердце разрывалось на миллион

кричащих кусочков. ― Я… я надеюсь, мы может быть друзьями.

Люк сделал шаг к ней. Совсем не по­дружески.

Затем еще один.

Борясь со всеми инстинктами, требующими уклониться, упасть, бежать, подобно

трусихе, которой она и являлась, Кинси осталась на месте и п

озволила е

му обнять себя за

шею сильной, грубой рукой.

В последний раз.

Буря эмоций придала резкости его красивым чертам. Она думала, что знала все

способы, которыми могут изъясняться его голубые глаза. Она видела г

нев, ж

елание, смех,

но не это. Не разбитое сердце.

Люк разглядывал ее лицо, глядя прямо в душу в поисках признаков лжи. Но она

закрылась в то время, как внутри часть ее обрушилась и умерла. Его большой палец

провел по ее щеке, и Кинси задрожала, потому что нуждалась в его прикосновениях, как

утопающая женщина в воздухе. Потому что в любую секунду все могло закончиться.

Внезапно он опустил свой рот на ее и поцеловал.

Нет, это было слишком банальным словом для того, что он сделал. Он опустошил и

уничтожил, вложил в это каждую унцию своей страсти. Его рот завладел ее, привел на

край чего­то неописуемого, а его сладкий душераздирающий вкус отпечатался во всех ее

чувствах. Вытатуировался на ее сердце.

Затем он оторвал свои губы от ее в последний раз.

― Вот почему мы не можем быть друзьями, сладкая, ― выдохнул Люк, каждое слово

звучало как удар.

Затем повернулся и вышел из сада, образец мужественности, ее гордый мужчина, до

конца. А Кинси благодарила звезды, что он не обернулся. Лучше пусть он никогда не

увидит ее разбитой, утирающей первые слезы, пролитые с момента смерти ее матери.